Моя разбитая душа

Рувим

Наш мир медленно умирал и хотел забрать с собой всех своих детей. Мы уже несколько сотен лет пытаемся выжить в ужасной жаре, с ограниченным количеством воды и почти полным исчезновением растительности. А что дальше?
Мы просто умрем?
Так не может всё закончиться!

Со спины меня нежно обнимают, прижавшись округлившимся животом.

— Ты опять не спишь?
— Я не могу… — бессильно выдыхаю и тяну мою суженую вперед, сам обнимая её. Она проворно оборачивается и кладёт мои руки на свой живот.
— Слушай!

Я прикрываю глаза и погружаюсь в тишину, слыша, как отчётливо бьётся крохотное сердечко нашего сына. Губы сами собой расползаются в улыбке, которая быстро гаснет, когда руки, гладя живот, поднимаются чуть выше и касаются её отчётливо выступающих рёбер.

— Ты опять не кушаешь? — задаю вопрос, хотя уже знаю ответ. Еды просто нет, и от этого хочется откусить себе язык.
— Я не могу, там столько голодных детей. Как я могу есть, если они голодают? Как я могу есть, если голодаешь ты, отдавая мне свою еду?

Злюсь — на себя, на всё вокруг. Злюсь на то, что ничего не могу сделать, и конец совсем близко. Купол больше не спасает оставшиеся растения и выжигает почти все посевы.
Но отчаяние сильнее — боюсь, что совсем скоро она не выдержит от голода, и я ничего не смогу сделать, чтобы спасти её, разве что… отдать ей часть себя что бы накормить. Но и это не поможет.

— Когда появится Карим? — тихо выдыхает она, откинув голову на моё плечо и глядя на меня огромными жёлтыми глазами, в которых отражается наша богиня, плывущая по небу и освещающая ночь своим красноватым сиянием. Даже наши боги отвернулись от нас, окрасившись проклятым кровавым цветом. Внутри всё сжимается от боли и отчаяния.

— Скоро, совсем скоро, моё сокровище. Ты соскучилась по нему? — глубже втягиваю самый прекрасный запах на свете и целую её нежную шею, не совладав с собственным зверем, который мечется в груди от паники и страха потерять её.
— Да, соскучилась. Наш сын тоскует без отца ещё сильнее меня. Уже третий день не хочет шевелиться и общаться со мной, — с лёгкой обидой говорит она, сильнее прижимая мои руки к своему животу.

Я снова глажу её живот, делясь своей магией с нашим ребёнком, чувствуя, как жадно он её поглощает. Если бы у меня был выбор, я бы не стал заводить детей в столь опасное для всех время, но мы этого не контролируем. Мы живём инстинктами, и один из них, в основном преобладающий над остальными, — это размножение.

— Он ищет способ спасти вас.
— Всех нас, — уверенно выдыхает девушка, разворачиваясь ко мне и сердито смотря на меня своими яркими жёлтыми глазами, в которых собираются слёзы. О боги, как же сильно я её люблю! Притягиваю её за макушку к себе и крепко обнимаю. Сердце готово разорвать грудную клетку от боли — лишь бы забрать все её страхи.

— Извини, я не хотел тебя расстроить, просто…
— Чшш… Лучше молчи, иначе я точно разрыдаюсь. Зная, сколько ежедневно погибает, мне кажется, и я скоро умру от собственной вины.
— Ты не виновата, душа моя. Никто не виноват. Видимо, просто пришло наше время.
— Не говори так! Я хочу, чтобы наш сын выжил, хочу видеть, как он растёт и учится ходить. Никогда не говори так! — она хлопает меня по плечу и хочет отстраниться.

Ласково улыбаюсь и притягиваю её обратно в свои объятья.
— Хорошо, не буду. Иди ко мне.

Оплетаю её руками и целую манящие губы, утопая в страсти. Я поглощаю всю её злость, желая, чтобы в её душе осталась только любовь ко мне. Если нам отмерены последние мгновения, пусть они будут самыми счастливыми для нас, для неё.

***

Карим

Я сидел среди гор свитков и книг. Нас было больше трехсот. И нам пришлось пожертвовать половиной из них. Древние не хотели пропускать нас в свою библиотеку, ссылаясь на то, что это страшный грех и наши боги нас покарают.