ГЛАВА 1 «Литературный клуб»
Жизнь – это не маршрут, проложенный по карте, а слепой, неумолимый поток. Он несет тебя, не спрашивая согласия, через взлеты, которые больше похожи на случайные порывы ветра, и падения, которые становятся единственной твердой почвой под ногами. У каждого свой путь, говорят они. Мой путь – это тропа вдоль обрыва, с которой видно, как другие весело барахтаются внизу, не подозревая, что вода в их реке – иллюзия.
Еще до падения метеорита, обрекшего их на гигантских ящеров, на Земле царил единственный закон: «Убивай или будешь убит». Они наивно полагают, что цивилизация отменила его. Она лишь надела ему маску. Теперь он звучит как «используй, или будут использовать тебя». Мы рождаемся голыми и жаждущими связи, но мир выдает нам затупленные инструменты для манипуляций, выдавая их за дружбу и любовь.
– Почему у тебя такой взгляд на мир? – голос мисс Танаки прозвучал так, будто он пришел из другого, слишком яркого измерения. Она отложила мое сочинение, и лист бумаги лег на стол с тихим, обреченным шорохом. – Почему ты уверен, что все люди только и делают, что используют друг друга?
Я не видел в ее глазах осуждения. Лишь усталое недоумение садовника, нашедшего сорняк на идеальной клумбе.
– Разве вы не видите? – мой собственный голос показался мне плоским и чужим. – Посмотрите на них. Они учатся, чтобы занять выгодную клетку в будущем. Знакомятся, чтобы не быть одинокими в ночи. Встречаются, чтобы доказать себе и другим, что хоть кому-то не безразличны. Это не искренность. Это сделка. А я в ней – бракованный товар, не способный понять простые правила обмена.
Мисс Танака вздохнула, и этот звук был полным капитуляции. Она сдавалась перед моей логикой, потому что не могла ее оспорить, и потому предложила единственное, что умела.
– С завтрашнего дня я запишу тебя в литературный клуб. – Она произнесла это как заклинание, как спасательный круг. – Там ребята добрые. Вы обязательно подружитесь.
«Добрые». Слово, лишенное для меня всякого смысла. Оно означало лишь «те, кто еще не показал своих когтей».
Дверь за ней закрылась с тихим щелчком, который прозвучал громче любого хлопка. Я поднял руку, чтобы возразить, но мой протест остался висеть в воздухе пустого кабинета.
«Отказаться? А разве отказ что-то меняет? Это лишь подтверждает правило. Ты используешь свое право на отказ, чтобы защитить себя. А она использовала свою власть, чтобы попытаться тебя сломать. Все та же игра».
Я остался в гулкой тишине, ощущая ее физически, как вату в ушах. «Завтра. Литературный клуб. Много людей». Эти слова отскакивали от стен моего сознания, не находя себе места. Они были не просто несовместимы с моей жизнью. Они были для нее ядом.
Проснувшись, я первым делом ощутил не привычную утреннюю ватную пустоту, а тяжелый, холодный ком в желудке. Память, как предатель, тут же напомнила: сегодня Литературный клуб. Это утро было иным – воздух в комнате казался гуще, а свет из окна – слишком резким, будто он выставлял напоказ мое беспокойство.
Совершив утренние ритуалы – умывание, чистка зубов – на автомате, я собирался в школу, когда в дверь постучали, и следом появился Рёта.
– Братик, ты сегодня так рано? Что-то случилось? – его голос, еще пропахший сном, был полон искреннего любопытства, того, что уже давно выцвело во мне.
Я нежно провел рукой по его взъерошенным волосам. В его присутствии затвердевшие внутри грани немного смягчались.
– Ничего особенного, – ответил я, и для него это была правда. Для меня же эти слова были самой большой ложью за весь день.
– Братик, а купишь то печенье? – Он поднял на меня взгляд, и его глаза блестели с хитрой надеждой, против которой мой цинизм был бессилен. Это был честный обмен: его детская жадность против моей потребности в этом островке простоты.
