Я стояла в дверном проеме и с
ужасом наблюдала, как умирает мой отец. Умирает не своей смертью, —
в его груди клинок с черной рукоятью, на которой блестит золотая
роза.
Огонь, что жадно ползал по ковру
в кабинете отца, заставлял розу зловеще блестеть, и я не могла
оторвать от нее взгляда. В какой-то момент символ стал своего рода
спасением от осознания того, что происходило вокруг. Лежащие на
полу книги из упавшего шкафа, полыхающие белые листы. Красивый
ковер, расшитый вручную и привезенный купцами из далекой Алерии, с
темным кровавым пятном. Красивое молодое лицо мужчины, одетого в
черное кожаное одеяние с множеством металлических заклепок. Черные
длинные волосы, завязанные в хвост, и холодные голубые глаза. А я
все смотрела на золотую розу на рукояти меча.
—Мия, беги, — почти закрывшиеся
глаза отца смотрели в мою сторону.
Так меня называл только он.
Неожиданно это имя вырвало меня из оцепенения, я подхватила полы
пышного неудобного платья и быстро, как только могла, ринулась
вперед по коридору. Тело моментально покрылось испариной, и капля
пота скатилась по виску. Перед глазами мелькала врезавшаяся в
память золотая роза.
Я открыла глаза. Унылые стены
подвала, обложенного серым камнем, никуда не исчезли. Зато капля по
виску все равно стекала. Я вздрогнула и поспешила вытереть ее
ладонью, однако следующая упала мне на нос.
— Мия?
Я посмотрела наверх. Окно с
металлическими прутьями было единственным источником света здесь и
находилось очень высоко. С улицы доносился шум дождя. Вот, откуда
влага, что сделала мой сон таким реалистичным. Не уверена, что
лучше: сон о том, что никогда не забудется, или осознание того, что
я заперта в подвале, откуда девушки выбираются только в качестве
рабынь или трупов.
— Мия, ты как?
Голос принадлежал еще одной заложнице
подвала. Я устало передвинулась, чтобы капли больше не попадали на
меня, и посмотрела на сокамерницу. Лана сидела напротив, укутавшись
в старое грязное покрывало. На спутанных светлых волосах грязь была
виднее, а измазанное лицо выглядело привлекательно даже сейчас.
Несмотря на то, что Лана была на три года старше меня и уже успела
познать все прелести рабства, девушка была все равно красива. В
отличие от меня. Я часто меланхолично обкусывала не успевающие
зажить губы и обдирала кожу у ногтей, некогда бывших чистыми и
ухоженными.
В подвале находились еще двое
пленниц, но белокурая Лана была самой разговорчивой и
эмоциональной. Девушка постоянно нас подстегивала, пытаясь вселить
веру в лучшее будущее. Как по мне, она зря старалась. Другие
девушки, я уверена, считали также.
Рыженькая Эмма постоянно мерзла и
дрожала, как осина на ветру, больше не от холода, а от страха. Она
была неестественно худой, но серые глаза, конопушки и кудряшки
несомненно делали ее симпатичной.
Темноволосая смуглая Ия молчала,
постоянно спала и испуганно просыпалась от любого шороха. Она
постоянно куталась в покрывало, пытаясь скрыть свою пышную фигуру,
будто стыдилась ее. По сути, так оно и было: девушка попала сюда
как раз из-за своих потрясающих форм.
Лана одергивала меня, когда я снова
принималась кусать губы. Она говорила, что нам повезло, ведь мы
попали к работорговцу, который промышляет продажей красивых
девушек, и ему нужны ухоженные рабыни. По мне, так это было еще
хуже. Таких девушек покупали для постельных утех, и меня воротило
от одной мысли, что мне придется ублажать какого-нибудь
зажравшегося от денег купца. А других вариантов особо не было:
дворянам нужны служанки, а не рабыни. Для удовлетворения
сексуальных потребностей аристократов существуют элитные бордели,
где их встретят девушки на одну ночь, которых не надо содержать и
кормить.
