Алексей
В палате реанимации чуть слышно гудел инфузионный насос,
равномерно пищал кардиомонитор. За годы работы в больнице я привык
к этим звукам, они меня успокаивали. Даже не глядя на показатели, я
слышал, что с пациенткой все в порядке. Теперь — в порядке, хотя
несколько часов назад она чуть не умерла.
Такая молодая… Её светло-рыжие, почти золотистые волосы были
откинуты на подушку, не скрывая бледного лица. В любой другой
ситуации я ушёл бы домой отдыхать после шестнадцатичасового
дежурства, но сейчас. Остался, чтобы лично сообщить девушке обо
всем, когда она очнётся. А новости, к моему глубочайшему сожалению,
были ужасными. Впервые не знал, как сказать пациентке о том, что с
ней произошло: «Мне очень жаль» или «Мы сделали все, что было в
наших силах»? Как же заезжено это звучит! Руки непроизвольно
сжались в кулаки от бессильной злости. Где-то в глубине груди
начала зарождаться паника. Так иногда случалось после смерти Леры.
Я принялся дышать глубоко и равномерно, пока не почувствовал, что
начинаю успокаиваться.
Устало прикрыл глаза и покачал головой. Нет, это все не то. Не
те слова, которые ей нужны! Но проблема в том, что, какие бы я
слова ни подобрал, от этого ничего не изменится. Сделал ли я все,
что мог в этой ситуации? Да. Станет ли ей от этого легче? Не
думаю.
Девушка издала какой-то звук, который даже стоном назвать трудно
— настолько тихим он вышел. Я поднялся со стула, где сидел уже
несколько часов, и подошёл к её койке. Анестезия заканчивала
действие. Она с трудом открыла глаза и попыталась сфокусировать на
мне взгляд.
— Майя, вы знаете, где находитесь? — спросил у неё мягко.
Она несколько секунд осмысливала вопрос, потом медленно кивнула.
Я видел, что она испытывает жуткую слабость после наркоза и всего,
что с ней случилось.
— Помните меня? Я ваш врач, — встал так, чтобы ей не пришлось
двигать головой, глядя мне в глаза.
Девушка снова чуть заметно кивнула. На пару секунд прикрыла веки
и снова с усилием их распахнула.
— Что… — шепнула она, но я перебил её, зная, что ей трудно
говорить.
— Вы попали в аварию, потому что вам стало плохо с сердцем, —
старался не сыпать терминами, чтобы пациентка все поняла, потому
что она ещё не до конца пришла в себя.
Руки её непроизвольно дёрнулись к животу. Она так на меня
смотрела, ещё не задав главный вопрос, что мне хотелось на том
самом месте провалиться сквозь пол, только бы больше не видеть
того, что отражалось в её глазах цвета гречишного мёда. Убежать,
раствориться — что угодно, только бы не говорить то, что я должен
был сказать!
— Малыш?.. — её нижняя губа задрожала, кажется, она все поняла
по выражению моего лица. Ведь если бы я был хорошим актёром,
наверное, поступил бы в театральный институт, а не в мед. Но актер
из меня никакой, поэтому она читала меня как открытую книгу.
— Простите, мы не смогли сохранить беременность, — сумел кое-как
выдавить из себя.
Лицо её исказила гримаса боли, а рот приоткрылся в беззвучном
крике. Она не издала ни звука, а глаза оставались сухими, но я
будто оголённых проводов под напряжением коснулся, глядя на это
ничем не прикрытое страдание.
Сердечный ритм немного сбился, о чем сразу сообщил монитор
резкими звуками.
— Майя, успокойтесь, дышите ровно, слышите меня?
Она мотала головой, дыхание участилось. Этак она до нового
приступа себя доведёт. Пришлось попросить вошедшую медсестру
добавить пациентке ещё препараты. Очень скоро писк прибора снова
стал монотонным, а девушка расслабилась и заснула.
— Алексей Викторович, шли бы вы домой, — сочувственно улыбнулась
мне медсестра, коснувшись кончиками пальцев моего предплечья. — Мы
тут сами справимся.
Как же я ненавидел этот взгляд! Таким меня провожали после
смерти Леры все коллеги. Это сострадание вперемешку с сочувствием.
Как же хотелось… напиться! Да, это было именно то, что мне в тот
момент требовалось. Только бутылка чего-нибудь крепкого, что
заставит просто вырубиться без сновидений.
