Село Ольховка в 1967 году располагалось слишком близко к реке – и кто придумал стоить дома почти на берегу Озерков. Видать первые поселенцы и думать не думали, что в один обычный год воды в начале весны станет так много, что она решит затопить дома, сараи и колхозные угодья. Для сельских новость о том, что Озерки разольются, была не новой. Глава Семен Силантиевич уже в прошлом году настаивал на том, чтобы перебраться берегом выше, но заявление его районными властями всерьез воспринято не было. Невидаль какая – рассуждали и местные. Никогда река и намека не давала на то, что может выйти из берегов. Ровно до тех пор, пока не случилось это самое событие – воды везде стало ровно по колено, а вот подходящими сапогами владели не все.
– А я вас предупреждал! Предупреждал! – кричал Семен Силантиевич, проходя по центральной улице села в своих высоких болотниках. – Говорил же, что потопит тут все! Говорил!
– Ну говорил! Говорил! – выкрикнула, передразнивая мужчину, из окна своего дома сварливая Евдокия. – Лучше надо было говорить! Эх, ты…
– Ты-то чего кричишь? – обратился к ней возмущенный глава. – Дом высокий у тебя, воды поди нет в нем! Так что не кричи! Раскричалась тут!
– А сарай-то затопило! Сарай-то в воде! – продолжала вопить старушка.
– Ну и хорошо! Так тебе и надо! – громко произнес Семен Силантиевич, махнул рукой и побрел дальше по улице, бормоча, – молодых хоть в дом пустишь, изверг-баба, а то живут как скотина какая-то.
– Тьфу на тебя, тьфу! – не успокаивалась Евдокия. – Глава еще называется!
– Мама, успокойся уже, не кричи, – пытался утихомирить старушку Антип, закрывая окно. – Дети ведь только уснули.
– А зачем спать в такое время? Никак не пойму! – продолжала негодовать хозяйка дома, проходя мимо внука с внучкой. – Ночью надо спать.
– Маленькие они еще, вот и спят, – решительно ответила ей Нина, заботливо поправляя одеяло детей.
– В своем же доме и слова уже вставить не могу, – вполголоса, но все так же ворчливо произнесла старушка, выходя на кухню.
– Антип, – шепотом подозвала мужа Нина, кивая в сторону свекрови, – и сколько нам это терпеть еще?
– Ну пока вода не уйдет, – пожал плечами мужчина.
В хорошее время, когда река не покидала родного места, молодые тоже не покидали свой маленький домишко, больше похожий на сарай, чем на полноценное жилище. Строение находилось во дворе и раньше использовалось для зимовки домашних пчел. Было вырублено из дерева, имело небольшую печь и казалось Антипу с Ниной единственным убежищем, способным хоть на какое-то время ограждать их от назойливой и вездесущей старухи. Тесно, холодно, неуютно – зато чуть подальше от Евдокии, которая на дух не переносила детские крики и переселила молодых как только Нина родила первенца.
Малыш был крепким, ел хорошо, спал вдоволь. Но зима в ту пору выдалась лютая. И сколько бы Антип ни топил печку, теплее не становилось. Трехмесячный мальчуган заболел. Да так, что огнем горел и кашлял без остановки. Родители как могли лечили его травами и всем подручным. Но к моменту, когда до них добрался районный врач, малышу совсем стало плохо. Вердикт был один – легкие сильно шумят, мокроту не вытащить, ребенок скоро умрет. "Половину сердца тогда выдернули из моей груди" – часто признавалась потом Нина. Убитая горем молодая мать понимала, что именно нежелание свекрови принять ее в семью и привело к гибели первенца – как можно растить ребенка в сарае. Антип тогда тоже сник, но перечить матери не мог. По рассказам старушки, бесстрашно рожавшей и отважно воспитывающей детей в военное время, родители сами виноваты – недосмотрели. Нина тогда пообещала себе, что обязательно покинет это место и эту старуху. С мужем или без него, но она это сделает.
