Я уже не мужчина, а зверь, меня
влекут запах и вкус женской плоти.
(с) Афиноген
Пролог
Меня грубо усаживают на что-то мягкое, догадываюсь,
что это кресло, и срывают с головы мешок. Ещё до
того, как мои глаза привыкают к тусклому свету в незнакомой
комнате, я знаю, кого увижу перед собой.
Странно, что я не чувствую страха. Вероятно, успела смириться со
своей судьбой за то время, пока меня против моей
воли везли сюда. К нему.
Я даже не вздрагиваю, когда встречаюсь взглядом с
надменно-насмешливым холодом тёмных в тусклом свете глаз
мужчины. Только в горле пересыхает сильнее прежнего, когда он не
громко произносит:
– Знаешь, даже забавно, что ты попыталась от меня
сбежать.
Я молчу, лишь чуть выше вздернув подбородок. Скорее забавно то,
сколько усилий вложено, чтобы этот непростой человек утолил вдруг
возникшую прихоть.
– В прошлый раз ты была разговорчивей, – скользит по его губам
холодная усмешка. Он бросает короткий взгляд на человека, что
притащил меня сюда, отдавая молчаливый приказ уйти, а затем
приказывает уже мне: – Встань.
– А потом вы меня отпустите? – не спешу я выполнять
распоряжение.
Хочет меня трахнуть? Пусть. Но мне нужно знать, уйду ли я
после отсюда живой.
– Потом? – надменно взлетает одна бровь.
– После того, как вы используете меня, как какую-то шлюху,
потому что вам, такому властному и всемогущему, так захотелось, –
буквально выплёвываю я слова.
Рискую? Ещё как. Но вслед за смирением, неминуемо приходит
презрение. Такие люди, которые считают, что им всё
дозволено, и при этом не заботятся о чувствах других,
злят.
– А вот и отстрой язычок, – сам себе кивает мужчина, трогает
указательным пальцем переносицу, а затем окунает меня в лёд своих
глаз: – Встать, я сказал.
Нутро омывает холодом, но я всё равно вкладываю в свой ответный
взгляд всё своё презрение и поднимаюсь на ноги.
– Раздевайся.
Внутренне содрогнувшись от омерзения, я рваными и резкими
движениями сдёргиваю с себя майку, пижамные штаны, бельё. Каждую
брошенную на пол вещь хочется кинуть ему в рожу, но я себя
сдерживаю. Своей наготы я никогда не стеснялась, да и этому
мерзавцу уже довелось видеть меня во всей красе. Вот только... То,
как он осматривает меня с головы до ног... внимательным и цепким
взглядом своих холодных глаз, ...вызывает отвращение. Слово я
товар, в котором нужно найти дефект или убедится в отменном
качестве. Впрочем, для него я и есть товар.
Бездушная вещь, которую приспичило поиметь.
Мужчина скользит липким, вожделеющим взглядом по моим
ногам, очерчивает бедра, талию, впивается в грудь, ползёт по шее к
губам и, наконец, останавливается на моих глазах. Сам он медленно
поднимается со своего кресла, не отрывая глаз от моих; вновь вижу
на его ровных губах холодную усмешку. Приближается ко
мне словно хищник, наметивший себе жертву, а когда
останавливается в двух шагах от меня, холодно бросает:
– Опустись на колени и покажи мне, как сильно хочешь свободы.
Советую постараться.
Ну, конечно. Как ещё сильнее унизить девушку, которая пытается
сохранить остатки достоинства, если не ткнуть ей в лицо своим
членом?
Теперь меня, помимо всего прочего, злит собственное бессилие.
Безвыходность сложившейся ситуации. И мой
чёртов «острый» язык, которому этот мерзавец нашёл такое
низкое применение.
Мужчина, сложив руки за спиной, вздёргивает одну бровь,
молчаливо показывая, что ждёт, когда я приступлю к «делу».
Скрипнув зубами, я опускаюсь коленями на мягкий ворс ковра и тянусь
пальцами к кожаному ремню, пряжка которого цепляет мой взгляд.
Очевидно, что помогать мне не собираются, рассчитывая на то, что я
прочувствую ничтожность своего положения в полной мере.
Окей, так тому и быть. Вот только окончательно сломить я себя не
позволю.
