«И кто определит мне, что свобода, что деспотизм, что цивилизация, что варварство?»
Л.Н.Толстой
-Ну и как будем решать, что делать? – шестеро незнакомцев сидящих за белым столом в белой комнате с белым потолком, хмуро переглянулись.
-Что ж, продолжу, раз уж все мы здесь собрались, и я так понимаю, что никто из нас не знает зачем, то давайте осветим хотя бы: кто мы, как здесь оказались, и кто что помнит. Ещё предлагаю сократить траты бесценного времени, и сразу говорить правду, как она есть. Не знаю как у других, но у меня стойкое ощущение, что времени у нас не так много.
Дама с короткой стрижкой на секунду закрыла глаза и слегка наклонила голову.
– Из того, что я помню – меня зовут Марта. «Абсолютным знанием не обладает никто», как говорил Ксенофонт, я никогда не перестаю учиться, поскольку меня всегда интересовало многое. Последнее, что помню в прежнем мире – когда всё начало трещать по швам, разваливаться на куски и превращаться в хаос, буквально на глазах – был, словно какой-то коридор из летающих обломков, я пошла по нему и оказалась здесь.
Марта обвела глазами комнату, желающих продолжать не было.
–Видимо, будем как в школе, продолжим по часовой стрелке – и она выразительно уставилась на сидевшего рядом мужчину в свитере.
– Сазанов – буркнул мужик, так, что всем стало понятно, что на этом всё.
Остальные поступили так же, просто представились.
– Ваня, – сказал настороженный паренёк в каком-то графитовом балахоне (Ванятка, сразу почему-то решила Марта);
– Юсупова, можно Юся, – девчонка, в толстовке с изображением и надписью «Bubble tea with tapioca»;
– Половцев, – поджарый мужчина в очках;
– Карина – последнее, что я помню, – продолжила девушка в розовом худи с капибарой, – прочла про своё имя, что оно было придумано на пароходе «Челюскин» и означает, – родилась в Карском море.
– Поздравляем с возвращением на родину, – ухмыльнулся Половцев – есть подозрение, что мы где-то недалеко.
– Предлагаю разделиться и обследовать базу, если кому-то что-то покажется интересным, или просто заслуживающим внимания, (любая находка в данных условиях неизвестности, может внезапно пригодиться и оказаться ценной), встречаемся здесь же, через час, согласен с Мартой – таймера вроде нигде нет, но есть ощущение, что часики тикают – сказал Сазанов и первый вышел из комнаты.
– Ну и Арктика, вот так Арктика, – Сазанов беззастенчиво переиначил детскую песенку про Африку, – Не ходите дети в Арктику гулять. В Арктике акул и горилл не было, и мысль звеня висела в морозном воздухе, требуя вроде бы как продолжения и завершения. Но, видимо, нет – сам себе ответил Сазанов.
Он вышел из базы, напоминающей что-то среднее между полярными станциями, с рукавами переходами, или иглу с тоннелями, словно она была частью этой снежной горной пустоши.
Кручу-верчу запутать хочу, кажется так, в далеком прошлом говорили напёрсточники, меняя местами три скорлупки или, как их еще называли, большие колокольчики. Вот и он сидел, переставлял и двигал куски последовательностей, чтобы мысленный алгоритм в голове работал, подбирая команды, что – тогда, если – то, но было всё не если и не то.
Поэтому он и выбрался наружу проветриться, подышать; от белого снега и льда небо тоже казалось белым и сливалось где-то в одно без промежуточной полоски горизонта. Одиночество и тишина. Да, таких как здесь, их больше нигде не было. Холодно тоже не было, точнее было, но не обжигающе, как казалось должно бы. Он просто шёл и смотрел вокруг, как вдруг воздух словно начал уплотняться и гудеть. И тут он увидел, что то, что ещё несколько шагов назад казалось бесконечностью, на самом деле очень даже конечно. И он стоит буквально у границ пространственного шара с границами из уплотнённого чуть не до состояния плазмы воздуха. И он, и станция были внутри, с какой-то частью суши и даже вроде гор, но границы шара становились видны только при приближении, словно в игре, когда ты бежишь, и утыкаешься в конец карты. Сфера зависла как бы посередине в воздухе над пропастью между двумя разверзшимися гранями «нечта» что когда-то было ледяным миром и состояло изо льда, воды, скал и земли. Слова как-то не подбирались, когда ты вдруг воочию стоял и смотрел, что такое бездна и ты в сравнении с ней, стоящий на краю.
