Моя голова болела нестерпимо. Это было утреннее похмелье после очередной пятничной вечеринки.
Вот уже год, как мы с сестрой сбежали из детского дома и живём отдельно от государства. Скрываться от социальных служб было несложно: в современном мире легко найти способы скрыть свои следы.
Мы с сестрой умели постоять за себя с самого рождения. Точнее, я умела постоять за нас обеих. Моя сестра была слаба характером и полной моей противоположностью. Я же была жестока и беспощадна. В моём мире не было места для чувств и эмоций, только холодный расчёт и решительность помогали нам выживать.
Своих биологических родителей мы не знали. От нас отказались сразу после рождения, ещё в роддоме. Я всегда думала, что наши родители были неблагополучными пьяницами, которые по неосторожности не смогли сдержать себя и вызвали нежелательную беременность. Я считала, что, узнав о нашем существовании, мама сразу решила отказаться от нежеланных детей. Я ненавидела и презирала обоих родителей за это решение.
Моя сестра не разделяла моего мнения. Она свято верила, что родители были вынуждены оставить нас и испытывали сильное мучение и вину за свой поступок. Она была наивна и верила всем вокруг. Я же всегда учила сестру, что людям нельзя доверять и что весь мир готов нас сожрать.
Эта тема была единственной, что вызывало ожесточённый конфликт между нами. И вчерашний разговор о родителях снова вывел меня из себя. После ссоры с сестрой я отправилась в бар, желая расслабиться и залить бурлящие эмоции алкоголем. Это был единственный способ забыть жизнь и своё болезненное прошлое.
Травмы детства и обиды на мир не дали мне возможности быть полноценным членом общества. Я была бунтаркой, которая старалась идти против общества и его правил. Мне было легко отдаться импульсивному порыву и раствориться в алкогольном угаре.
Не помню, как я попала домой. Но тот факт, что передо мной вырисовались знакомые очертания нашей затхлой комнатушки, не мог не обрадовать.
Когда сухость в горле стала нестерпимой, я заставила себя встать с кровати. По дому разносился запах жареных яиц, который вызвал новый позыв к рвоте. Я побежала в уборную и освободила содержимое своего желудка. Горло запекло, а слюна наполнилась горьким привкусом желудочного сока.
Как только я смогла встать на ноги, сразу направилась в сторону кухни. Над варочной плитой нависала миниатюрная фигура моей сестры. Её тёмные волосы были завязаны в тугой узел, а нелепая пижама была испачкана пятнами.
– Не думала, что ты проснёшься раньше вечера, – ворчливый голос сестры казался мне слишком громким по сравнению с её обычным тихим и неуверенным тоном. – Будешь есть?
– Не говори мне о еде, – я попыталась сглотнуть очередной позыв к рвоте. – Но от стакана холодной минералки с лимоном я не откажусь.
– Даша, у тебя хоть малая совесть есть? – сестра поставила передо мной тарелку с омлетом, намеренно провоцируя во мне новый позыв к рвоте. – Может, хватит вести себя как неразумный и малолетний ребёнок?
– Мы и есть дети. Нам до восемнадцати ещё почти год терпеть.
– Прекращай, – на удивление на столе появилась чашка с кофе, запах которого приятно согрел мой нос. – И что вчера произошло?
– Я удивлена, что после вчерашнего ты со мной разговариваешь, – долгожданный глоток чёрной жидкости стал приятно растекаться по моему обожжённому рвотой горлу. – Я думала, что твоя игра в молчанку продлится, как минимум, дня два.
– Я решила сократить срок и дать тебе возможность извиниться.
– Маша, иногда я тебя ненавижу. Ты слишком правильная и скучная, – громкий голос сестры продолжал провоцировать мою головную боль, становясь всё более невыносимой. – И где твой обычный скромный голосок?
