Муравей упорно карабкался по выцветшему желтому стеблю. Вот он соскользнул по капле еще не испарившейся росы, но удержался, перевернулся туловищем вниз и пополз дальше, наверх к излому стебля. Настойчивость насекомого позволяла развеять скуку человеку, лежащему в высокой траве поля. Но сейчас этот человек сфокусировал взгляд на дворе, стоявшего вдали белого деревенского дома с небогатой соломенной крышей. Судьба муравья перестала заботить наблюдателя. Он внимательно следил за вышедшим во двор крестьянином. Тот, не подозревая о соглядатае, скинул грязную с прорехами рубаху с мускулистого торса и взялся за топор.
Вскоре разнесся отзвук первого удара по полену. Наблюдатель сощурил серые глаза и, не отрываясь, следил за действиями крестьянина. Казалось, он хочет запечатлеть каждое движение, каждый удар. Или быть может он хотел научиться виртуозному владению топором, которое выказывал крестьянин. Но не нет, любой, кто взглянул бы в эти стального цвета глаза, не увидел бы там ничего такого, взгляд был холодным и оценивающим. Он пронзал летний воздух и не предвещал ничего хорошего. Внезапно крестьянин будто бы почувствовал, что за ним наблюдают. Он престал работать, опустив руку с топором вниз. Левой рукой он утер пот, обильно струившийся по его лбу и уже посеребренным сединой, но некогда совсем черным вискам. Вытерев пот, крестьянин оглядел поле перед своим домом. Но ничего не увидел. Зуд, который неприятно щекотал спину, пропал. Крестьянин повернулся, последним размашистым ударом вогнал острие топора в полено и пошел в дом.
Вжавшийся в землю наблюдатель поднял голову. Он еще раз внимательно и никуда не торопясь осмотрел дом, двор и окрестности. Затем встал и неторопливо, насвистывая песенку, пошел в сторону деревни.
Вечером того же дня наш наблюдатель сидел в темном углу деревенского трактира. Его добротный, но изрядно поношенный кафтан выдавал в нем приказчика или помощника купца, а может быть он и сам был мелким купцом. Однако, когда он приехал, ни хозяин трактира, ни его жена не заметили ни тюков, ни сумок, ни мешков у нового гостя, этих обычных атрибутов купца. У постояльца была запасная лошадь. Может быть, он торговал лошадьми. Так подумал хозяин, успокоился, найдя объяснение.
В трактире этого северного села не подавали каких-то деликатесов. Здесь собирались вечером, после изнурительного дня летнего сезона, местные крестьяне, пропустить по паре кружек плохо сваренного местного пива и обсудить новости, прежде чем пойти спать.
Разговоры были незамысловатые. Крестьяне обсуждали погоду, посевы и местных девок на выданье.
Всё это было не интересно гостю постоялого двора, он сидел и скучал, делая вид, что прихлебывает кислый напиток. Его лицо выражало равнодушие и скуку, навеянную окружением. И это выражение не изменилось, когда в трактире показалась причина его пребывания здесь, тот крестьянин, что рубил днём дрова. Он знал, что крестьянина зовут Харсал, что он сирота, которого подкинули бездетной паре четыре десятка лет назад. Он знал, что мальчик вырос сильным и красивым и женился на первой красавице деревни. Но дальше вся его жизнь пошла наперекосяк. Молодая жена зимой, а зимы здесь бывают суровые, поскользнулась на льду и упала. Да упала как-то не удачно, что-то ушибла и больше не могла двигаться, всё, что ниже пояса отнялось. Детей у них не было и больше не народилось. Ухаживал Харсал за женой калекой и кое-как перебивался из года в год, не нажив никаких богатств даже по здешним меркам.
Всё это знал наш наблюдатель. И сегодня, как и раньше он наблюдал за Харсалом, которого в основном любили в деревне. Вот и сейчас, мужики весело поприветствовали вошедшего Харсала и сдвинулись с мест, чтобы тот мог протиснуться на скамью.
