Альтернативный мир, Российская Империя, Санкт-Петербург 1816
год.
Князь Герман Николаевич Вяземский был объявлен в розыск, но не
властями, а всеми охотящимися за мужьями и титулами женщинами в
империи, по крайней мере, так ему казалось.
И теперь ему предстояло разобраться с этой проблемой.
- Чёрт побери, - выругался он во второй раз за последнюю
минуту.
Герман уставился на элегантную белую бумагу, выражение его лица
было одновременно сердитым и недоверчивым. Короткая записка лежала
там, куда он её бросил, поверх груды приглашений, визитных карточек
и другой корреспонденции, которую он бесстрастно перебирал большую
часть последнего часа.
Он ненавидел бесконечные балы и празднества, составлявшие основу
его светской жизни, и посещал их как можно реже, предпочитая
проводить вечера с друзьями в одном из клубов или в постели со
своей последней любовницей.
Ему нужно выпить! Пересекая свой со вкусом обставленный кабинет,
он направился к бару с напитками. Схватив хрустальный графин,
наполненный его любимым бурбоном, он налил себе полный бокал.
Поднеся его к губам, он сделал большой глоток, наслаждаясь знакомым
обжигающим жаром, пока огненная жидкость медленно стекала по его
горлу. Сделал ещё глоток, он поймал своё отражение в одном из
высоких окон кабинета.
Его прекрасно сшитый сюртук для верховой езды давно был сброшен.
На нём были бриджи из оленей кожи и белая рубашка с закатанными до
локтей рукавами, а строгое выражение лица отражало внезапную
испорченность его настроения. Бессознательно его рука сжалась
вокруг хрустального бокала, когда он осмотрел свою внешность.
Ростом более шести футов и трёх дюймов (192 см), он обладал
крупным, мускулистый, хорошо очерченным телосложением. Его волосы,
подстриженные по последней моде, были черными, как смоль. Его брови
были изящно изогнуты, а густые, длинные тёмные ресницы подчеркивали
чарующие аквамариновые глаза. Его скулы были классической формы,
нос прямой и изящно вылепленный, а губы, сейчас напряженные от
раздражения, были полными и чувственными, по крайней мере, так ему
говорили многие восхищенные женщины.
В двадцать семь лет, он был в самом расцвете сил.
Гермон был красив, богат, титулован и слыл одним из самых
завидным холостяком Российской Империи. Поэтому, нравится ему это
или нет, он был одной из главных мишеней для молодых, настроенных
на брак женщин из английской аристакратической верхушки, и их
жадных матушек.
Это было невыносимо!
Нахмурившись, он отвернулся от окна и направился к своему столу,
на ходу допивая остатки бурбона. Поставив пустой стакан, он взял
записку от бабушки.
Княжна Александра Сергеевна Воронцова, семнадцатилетняя внучка
князья Владимира Воронцова, была предметом записки и источником его
нынешнего раздражения.
"Черт бы всё это побрал!" - подумал он, чувствуя, как тонкий
пергамент сминается в его кулаке, как папиросная бумага.
- Николай, - позвал он своего вездесущего дворецкого,
направляясь в холл, - пусть приготовят мою карету. Через час я
отправлюсь в имение.
Ему нужно было поговорить с бабушкой и как можно скорее
покончить с этой отвратительной идеей.
Когда он вошел в холл, Николай тут же оказался рядом с ним. Его
обычно невозмутимый дворецкий выглядел испуганным.
- Уезжаете? Но, Ваше Сиятельство, вы…вы не можете уехать!
Брови Германа приподнялись в неосознанно высокомерном жесте
человека, непривыкшего к тому, чтобы его поведение подвергалось
сомнению. Он был весьма озадачен тем, что его отъезд так встревожил
всегда спокойного Николая.
- Ваше Сиятельство, сегодня вечером вы приглашены на ужин с
цесаревичем, - напомнил ему Николай, встревоженным голосом.
Вот черт, он совсем забыл об этом.