За свои тридцать лет жизни я так ничего и не нажил, кроме проблем. И вот очередной форс-мажор вынудил меня на время переехать к брату, хоть мне этого не особо-то и хотелось.
Дело в том, что он со своей семьей решил вести странный и не очень мне понятный образ жизни. Лет десять назад сорвался, продал бизнес, квартиру, машину, забрал беременную жену и укатил жить в глухую деревню. Купил там дом, завел кур, коз, коров и прочую живность.
Я в это время еще учился в универе и вообще не понял этот его поступок. Попытки расспросить ничего не дали – брат просто отшучивался, говорил, что устал от городской жизни, от суеты, хочет отдохнуть от Москвы и вообще только о деревне всю жизнь и мечтал.
Но вот по воле случая и мне приходится ехать в Николаевку. Других вариантов сейчас нет. Все деньги, которые у меня были, я вложил в долевое строительство, а оно, как это часто бывает, благополучно загнулось. На фоне стресса из-за этой ситуации я поругался с начальником – и теперь у меня ни работы, ни денег, ни жилья. Необходимо где-то перекантоваться, пока не придумаю, что делать дальше. Деревня тут кажется реально отличным вариантом, который позволит разгрузить голову и понять, как жить жизнь.
…На перроне небольшого вокзала было пустынно и сиротливо. Я вышел под холодный осенний дождь, который застучал по крыше вагона еще на подъезде, с одним рюкзаком за спиной – всем своим скарбом. И сразу увидел его.
У обочины, лениво прислонившись к грязной колесной арке белой «Нивы», стоял мужчина. Поначалу я даже не узнал в нем брата – настолько сильно он изменился за десять лет. Передо мной был не тот вымотанный жизнью городской житель в дорогом, но вечно помятом костюме, с синяками под глазами от недосыпа и бесконечных стрессов.
Это был настоящий хозяин, высеченный из цельного куска жизни. Высокий, плечистый, он даже в простой и поношенной осенней куртке казался воплощением силы. Мускулатура угадывалась в каждом движении, в ширине спины, в уверенной позе. Его лицо, загорелое и обветренное, пыло здоровьем. Из-под шапки темных, коротко стриженных волос на меня смотрели знакомые, но теперь спокойные и ясные зеленые глаза, в которых читалась не городская усталость, а глубокая, природная умудренность. Щеки и подбородок покрывала аккуратная, густая борода темно-русого цвета, в которой уже блестели первые серебряные нити.
Увидев меня, он широко улыбнулся своей знакомой, немного хитрой улыбкой, от которой у уголков глаз лучиками разбежались морщинки – следы смеха и работы на открытом воздухе.
– Серега! – крикнул он, разбивая тишину дождя своим низким, теперь еще более грудным голосом, и открыл руки для объятий.
Мы обнялись крепко, по-мужски, и я почувствовал под курткой железную твердость его плеч и спины, пахнувших дымом, свежим ветром и мокрой собачьей шерстью. Его рукопожатие было твердым и уверенным, ладонь – шершавой от работы.
– Давно не виделись, – выдохнул я, и от этих слов стало вдруг и радостно, и горько одновременно. Я обнимал не того брата, которого провожал когда-то, а совершенно нового, сильного человека, нашедшего свой путь.
– Да уж, – бросил Олег, закидывая мой рюкзак в багажник, – залезай, быстрее, тут дует.
Машина тронулась, с трудом преодолевая разбитую дорогу. В салоне пахло бензином, свежим сеном и мокрой собачьей шерстью.
– Я, признаться, обалдел, когда в своем почтовом ящике твое письмо обнаружил, – первым нарушил молчание Олег, ловко объезжая очередную колдобину. – Почтальонша лет пять ко мне не заглядывала.
– Да я и сам не знал, как еще с тобой связаться, – честно признался я, глядя в окно на проплывающие мимо бескрайние мокрые поля. – Мобильника-то у тебя нет.
