Ярослава
С детства боюсь темноты. С тех самых пор, когда отец неделю прятал меня, брата и маму в каком-то подвале. Мы сидели без света, при свечах, которые постоянно задували сквозняки. Мама тогда жутко заболела, а меня стали мучить кошмары. После этого я спала только при свете ночника.
В комнате, куда меня определили три дня назад, ночника нет, окон тоже. Три ночи подряд я сплю с включенным экраном телефона, который никогда не снимаю с зарядки.
Услышав звук входящего сообщения, поворачиваюсь набок и открываю нашу с мамой переписку.
«Ну как? Он приехал?»
«Нет, мам, не приехал еще»
«Сволочь» – отвечает кратко.
Я согласна, но поводов расстраиваться не вижу – пусть он не приезжает никогда. Пусть я стала бы вдовой, не успев даже познакомиться с мужем. Это мое самое горячее и самое заветное желание!
«Как там отец? Спрашивал про меня?»
«Спрашивал» – отвечает мама.
Врет, наверное. Он даже не попрощался со мной толком. Махнув рукой, велел не забывать, кто я.
А я и не собиралась. Я Турчатова, и Литовской никогда не стану. У меня даже язык не повернется назваться фамилией того, кто убил моего брата и лишил нашу семью части бизнеса.
Перевернувшись на спину, складываю руки на животе, закрываю глаза и пытаюсь уснуть. Тревожно на душе. В затылке скапливается холод и расходится ознобом по плечам и груди. В горле свербит.
Нет, права мама. Скорее бы он приехал, потому что нет ничего страшнее неизвестности. Пускай скажет, оставит он меня здесь или вернет родителям, а наш брак будет ничего не значащей формальностью. Если нет, о чем предупреждал отец, то пусть объяснит, что меня ждет в этом доме.
Вдруг слышу приглушенные шаги, а в следующее мгновение дверь буз стука открывают.
– Адам Викторович приехал. Спустись вниз. – раздается голос Ивана, который является здесь кем-то вроде управляющего.
Сердце больно врезается в ребра. Ноги и руки тут же леденеют. Поднявшись на локтях, я смотрю на невысокий мужской силуэт в дверном проеме. От ужаса язык к небу примерзает.
– Чего застыла?! Встала!.. Пошла!
– Дверь закройте, мне одеться нужно.
Фыркнув, он выходит, но перед этим успевает крикнуть:
– Пошевелись! Я тебя жду!
На самом деле в этом доме я раздевалась лишь пару раз, когда очень-очень быстро принимала душ, а лечь спать раздетой в комнате, на двери которой даже нет защелки я, конечно, не рискнула.
Соскочив с кровати, поправляю на себе джинсы и футболку, быстро собираю волосы в хвост на макушке и надеваю шлепанцы. Тело сотрясает дрожь.
– Нормально одеться не могла?
– Обойдется, – буркаю под нос, но мужчина каким-то чудом слышит.
– Держи язык за зубами, девка, – недобро усмехась, проговаривает он вкрадчиво. – Тебе здесь не рады.
Мысленно желая гореть ему в аду, тем не менее, принимаю совет к сведению. Нельзя забывать, кто такие Лютые – убийцы и насильники. Мама просила быть сильной, но осторожной.
Идем с Иваном по коридору второго этажа, спускаемся по широкой лестнице со ступенями из толстого стекла и направляемся в сторону гостиной. Все это время я не дышу и держусь взглядом за его не по-мужски узкий затылок.
– Не дразни его, – говорит напоследок и выдвигает меня вперед.
Я слепну от яркого света и обращенного на меня внимания трех мужчин.
Литовского узнаю сразу – по позу и ауре лидера. Широко расставив ноги, он сидит на диване и курит. Рука расслабленно лежит на спинке, голова откинута назад, взгляд с налетом брезгливости.
С ним еще двое. Один разливает спиртное по бокалам, второй, цокая языком и играя бровями, похабно скалится. На столе среди бутылок с виски, закуски и сигарет кобура с пистолетом и рация.
Все до боли знакомо, но это не отцовский дом, где мне ничего не угрожало.
Сцепив зубы, затягиваюсь воздухом. Пахнет табаком и опасностью. Волосы встают дыбом.
