- А вот за это я тебя лет на двадцать закрою, поняла? – Меня
практически ткнули нашкодившим носом в чёрный мусорный пакет,
аккуратно сложенный в формат кирпича.
- Серьёзно? – округлила я глаза со страху. Мне нельзя на
двадцать лет, мне даже на час нельзя опоздать, дабы сына из сада
успеть забрать. – Я не знала, - пискнула, с ужасом разглядывая
целый пласт моих несбыточных надежд.
- Незнание закона не освобождает от ответственности, - пронудил
следователь, бросая на стол пакет. Поднялось облачко белой пыли.
Глаза моментально заволокло, в носу засвербело. Громогласный чих
удержать внутри себя не получилось.
- Будьте здоровы. – Полное сарказма пожелание вылетело из его
ухмыляющегося рта.
И вам не хворать – подумала, но вслух ничего не сказала. Как я
уже успела заметить, юмор не входил в набор личных качеств этого
мужчины. Хотя, в органы шутники и не попадают…
Следователь уселся на скрипнувший совдеповский деревянный стул,
а я скукожилась на своём, попадая под леденящий серебром
взгляд.
Он смотрел на меня не отрываясь. Я всё глубже вжимала голову в
плечи, жалея о каждом сантиметре своего полутораметрового с кепкой
тела, точнее, с высоко начёсанным искусственным париком…
Полнейшая абсурдность ситуации не давала светлым мыслям
пробиться в мою голову. А пронизывающий до пяток взгляд лишил и
тех, что были нажиты непосильным жизненным опытом. Ёрзнув ещё раз
на стуле, я промямлила:
- Егор Дмитриевич, может, договоримся как-нибудь?
- Ты совсем уже сбрендила? – прорычал он. – Сверху ещё пять лет
за взятку захотела?
- Никак нет. Какая взятка, вы что?! Я просто… С меня и взять то
нечего. – Кроме очевидного. В это самое очевидное следователь и
вонзился взглядом. Ну да, даже в моём угловатом теле имелись
впечатляющие окружности. Расправила на груди рябинного цвета
крупные бусы…
Правильно вот этот вот бугай выразился – сбрендила. По-другому и
не скажешь. Полнейшей дуростью было согласиться на уговоры подруги.
Натянуть на себя балахон Бабы Яги, не удивлюсь если взятый напрокат
в местном доме творчества. Спрятать собственные русые волосы под
кудрявый чёрный парик, от которого жутко чесалась голова, и так же
жутко воняло третьесортной синтетикой. И что было глупее всего –
ассистировать при процедуре снятия проклятия безбрачия вон с того
бесчувственного пня…
А оно мне надо было? Нет, не так... А оно ему надо было? Навряд
ли.
О Боги, и достанется же кому-то это мудиловое счастье... Хоть
один плюс из маячивших на горизонте перспектив от
двадцатипятилетнего срока – данное счастье точно обойдёт меня
стороной.
Ну не дура ли!? Вот и о чём я сейчас думаю? Мне бы о собственных
чаяниях переживать, а не о чужих…
Включился режим яжмать, глаза застлали кипячённые слёзы.
Очертания сидевшего за столом следователя в очередной раз
размыло.
- Начинается! – сказал он недовольно. Что-то чиркнуло. Потянуло
неприятным запахом. Я опять остервенело чихнула. Будучи аллергиком,
такая реакция на сильные запахи была для меня вполне привычной.
- Егор Дмитриевич, не погубите! - Апчхи. - У меня сыночек
маленький совсем!
- Сын? – Что-то в его голосе как будто дрогнуло. Неужели, и в
этой ледяной глыбе имеется что-то напоминающее доброту? А вдруг
всё-таки пожалеет? Когда речь идёт о тюрьме, тут уже не до
гордости. А страх за судьбу сына толкнул на полное безумие – я
решилась на обман, подумав, что к тёске следователь будет лояльней
относиться…
- Сыночек. Егорушка. – Слёзы брызнули из глаз в три ручья от
стыда перед сыном - Богданом. Нос моментально забило. Тут уже и до
икоты было недалеко…
Оторвала от пришедшего в полную негодность балахона лоскут
ткани, всё ещё сырой от возни в снегу во время «задержания».
Промокнула глаза и высморкалась. Вновь посмотрела на
следователя…
