Я сидела на капоте, уперев ноги в бампер своего «майбаха».
Кто-то скажет кощунство, плевать. Все, что меня сейчас волновало
это отвалившийся кусок алого, красного гель-лака на длинном ногте
указательного пальца. Чертова маникюрша! С тех пор как уехала моя
постоянная к себе домой, в свою Тмутаракань, как я назвала ее
город, где-то на Урале, никак не могу найти себе нормальную
«ногтеделку». Перепробовала маникюр почти у всего Сочи. Нет и все
тут. Две недели и, пожалуйста, снова облупленный гель.
Горестно вздохнув, оставила уродливый ноготь в покое и
посмотрела по сторонам. Скучно! Начало нового учебного года, а мне
скучно! Последний год обучения и как сказал отец: «Дочь, пора тебе
работать!». Я так была рада, словами не описать. Всю жизнь с
пеленок работать мечтала. Год свободы и прощай молодость, привет,
рабочий график, йогурт и салатик на обед и кофе в офисе. Правда,
насчет хорошего места я не переживала, отец меня устроит, но
работать не хотелось от слова совсем!
Рядом тихо и сыто урча, остановилась серебристая «ауди» и из нее
выплыла, именно выплыла моя подруга Вика. В длинном темно-синем
шелковом платье без рукавов, вырез до середины бедра, на открытой
груди бриллианты, на ногах серебристые туфли на шпильке.
— Приветик, зайчик мой, — проворковала Вика, касаясь воздуха у
моей щеки и обдав меня своими яблочными сладкими духами. Я с
тревогой посмотрела на ее губы, так и есть. Ярко-красная помада.
Вспоминаю, коснулась ли Вика моей щеки губами или нет? А ладно,
проехали.
— А ты, что, не идешь на торжественную часть? — оглядев мой
наряд, сморщилась подруга.
Да, кожаные лосины в обтяг и белая майка на тонких бретелях,
открывающая татуировки на левой руке, алая роза и свернувшаяся
кольцами змея, как-то не вязались с нарядом подруги. На шее черная
бархатная лента с серебряной бархоткой. Вика все старалась оттянуть
ее у меня, но я стойко охраняла свою драгоценность. Ленту я недавно
поменяла, а само украшение досталось мне от бабушки дворянки. На
моей тонкой кисти позвякивают серебряные браслеты, а в ухе пять или
шесть гвоздиков с крошечными бриллиантами.
— Иду, но к окончанию, а ты что так вырядилась? — осмотрела я
Вику со всех сторон. — В ресторан потом пойдете?
— Праздник у нас сегодня, милая моя, первое сентября, —
проворковала Вика, поправляя блондинистый локон перекинутого на
грудь хвоста.
— И что, что первое? Завтра второе будет.
— Ну, для кого-то, может, и не праздник, но для меня этот день
особо радостный: последний год, последние мучения!
— У тебя за тот год еще два хвоста остались, а ты праздники
отмечаешь, — засмеялась я.
— Все бы тебе испортить, — поморщилась Вика. — Где парни?
— Не видела никого пока, сама только подъехала.
— Посмотри, как тебе мое платье? А бриллианты? У матери
выпросила, еле дала, целый скандал устроила, грозилась охрану со
мной отправить. Но потом дала это колье, тут камни мелкие.
— Какие они мелкие? — сделала я вид, будто заслоняюсь от блеска.
Колье и, правда, было так себе, не в смысле некрасивым, но видали и
побольше камешки.
— Ты давно меня ждешь? — спросила подруга, доставая с заднего
сиденья «ауди» аккуратную маленькую корзинку с букетом живых
цветов.
— Блин, цветы, — заныла я, вспоминая, что совсем забыла купить
свой букет.
— Ладно, от обеих подарим, — отмахнулась Вика. — А кому дарить
будем? Как в том году, англичанке?
— Ну, уж нет, этой мымре я больше ничего дарить не буду! —
возмутилась я, доставая из машины маленький черный клатч,
украшенный блестящими пайетками. — На Восьмое марта вручила ей духи
за двести евро, а эта зараза мне все равно за зачет трояк влепила.
Даже и не подумаю!
— Ну а кому тогда? — Вика замерла, удивленно приподняв брови.
Смешная такая, глупенькая, губки бантиком, бровки домиком.