На мне узкая скрипящая юбка, но он хочет сделать ее еще уже.
Широкие мужские ладони тесно обнимают мои бедра и идут вверх,
вдавливая плотную ткань в кожу. Он не задирает ее, но обжигает
горячим прессом. И влажно дышит мне в затылок, навалившись
массивным телом. Он очень сильный и высокий, не спасают ни каблуки,
ни природная удача, которая наградила модельным ростом.
Я все равно под ним, все равно вжата в стенку и скована мужским
желанием.
— Что я делаю не так? — тягучий голос, которым можно озвучивать
дамские романы и собирать бурные оргазмы на каждой второй странице.
— Скажи мне, Лис.
— Все так.
Здесь так много не так, что устанешь перечислять.
— Я груб с тобой?
Мужчина уводит ладони вперед, по-хозяйски обнимая меня за талию.
Медленно разминает мое тело и постепенно опускается ниже, борясь с
желанием задрать чертову юбку наверх. А заодно нагнуть меня и
завязать с разговорами, которые он принимает за замысловатую
прелюдию.
Я же никогда не принимаю одни вещи за другие и пытаюсь
развернуться, но он тут же запирает меня в стальных объятиях и
притягивает к себе.
— Вот это я готова засчитать за грубость, — говорю мягко,
хотя в мыслях могу разве что удавку ему на горло мягко
повязать.
Мужчина же коротко и обаятельно смеется, обнажая белые, идеально
ровные зубы. Я стараюсь не вглядываться в его по-мужски
привлекательное лицо, но детали все равно копятся, и я могу уже
составить неплохой автопортрет для художника по граниту. Темные
волосы, совсем чуть-чуть тронутые сединой на висках, ухоженная
бородка, волевые черты лица и зеленые глаза.
Хищные и глубокие.
Такие я люблю.
У меня такие же, только синие.
А еще у него резко очерченные костяшки на сухих жилистых
пальцах. Они сейчас под моей грудью, нащупали жесткий каркас белья
и обводят его по контуру. Сукин сын слишком быстро знакомится с
моим телом, всего третий день в городе и второй в моей жизни, а
забрался так далеко, куда другие рвались неделями.
— Почему ты никогда не называешь меня по имени?
— Этого не было в договоре.
— А личная инициатива? — Он усмехается и делает плавный шаг
назад, наконец отпуская меня. — Что бы ты сейчас сделала, не будь
договора?
Я разворачиваюсь на каблуках и смотрю на его спокойное
заинтересованное лицо.
— Пощечина?
— Хлесткая или легкая?
— Сутенерская. — В его глазах полыхают темные искры, и я ловлю
их на лету, отвечая ему тем же порочным взглядом.
— Хорошо, давай. Я разрешаю.
— У меня тяжелая рука.
— Я справлюсь, глупышка.
Он специально произносит “глупышка”, чтобы я не тянула. А меня
не надо уговаривать, тем более столь банальным способом, я от души
размахиваюсь и прикладываюсь тыльной стороной левой руки. Той
самой, на которое он надел большое кольцо, чтобы скрепить нашу
сделку. Дорогущий бриллиант царапает его по щеке и чертит
царапинку. Черт, слабо! Обидно, хотя можно было догадаться, что у
него толстая кожа. Как броня. Но пара капелек крови выступает, и я
с насквозь фальшивым видом развожу руками, раскаиваясь.
— Теперь я заслужил имя? — Ему все нипочем, и он холодновато
улыбается глазами.
— Константин Павлович.
— Можно без отчества.
— Константин.
Одна из красных капелек тем временем спускается по его скуле.
Так что да, он заслужил.
— А короче?
— Констан.
— Хорошо. — Он кивает с улыбкой босса, на которого вдруг
свалилось хорошее настроение и милосердие к подчиненным. — Называй
меня так.
Он проходит к письменному столу размеренным шагом и поднимает
пиджак, который бросил на спинку высокого стула. Достает из кармана
пачку сигарет и закуривает. Я замечаю, что у него не зажила рука
после недавней потасовки. Не знаю, где он нашел соперника, ведь
статус идет впереди него, но костяшки сбиты в кровь. И руки шалят,
он случайно дергает зажигалку слишком сильно и смачно проводит
огоньком по пальцу, которым зажимает сигарету. И опять ничего, ни
один мускул не дрогнул.
