Я бежала так быстро, как только могла. Ночью прошёл сильный
дождь, ямы на дороге наполнились водой, представляя не шуточную
опасность для моих новых, с иголочки беленьких, кроссовок.
Перепрыгивая через лужи, я мысленно придала себе ускорение,
прекрасно зная,
что ждёт меня на работе в случае опоздания.
-А-а-ай! - завопила я, когда промчавшаяся мимо машина окатила меня
грязной водой
с ног до головы.
Конец сразу же пришёл не только пару дней назад купленным
кроссовкам, а и прикольной, с принтом футболке, которую мы с
Катюхой купили во время последнего набега на "Смешные цены".
- Ну что за.. - цензурных слов не находилось, а ругаться
матом,
как говорит Катюха, было не комильфо.
Опустив голову, ни на кого не глядя, я посеменила
ко входу в приемное отделение нашей больницы .
- Придётся перед сменой принять душ, иначе в отделение меня
никто не пустит, - на ходу отжимая волосы от грязной воды,
пробурчала я.
Увлекшись, налетела на кого-то, подняла голову, узнала препятствие
и мысленно простонала:
-Что за день то сегодня, а?
Копытин Семён Александрович,
нехороший человек, но, по совместительству, мой начальник,
заведующий травмой, где я усердно трудились медсестрой вот уже 5
месяцев.
- Э.. как там тебя..- старательно делая вид, что он не помнит моей
фамилии, процедил Копытин.
- Самойлова! - тихо пискнула я, пытаясь обойти начальника.
- Самойлова,- протянул он, глядя на меня с брезгливостью.
И дело было вовсе не в моем помято-мокром виде.
Копытин так смотрел абсолютно
на всех своих подчинённых, он считал своим долгом довести до слез
при каждой выволочке, женский, а часто и мужской персонал
больницы.
О милом характере заведующего отделением, я узнала в первую же
свою самостоятельную смену,
когда от его истеричного ора медсестры прижались к стенам,
санитарки растворились в воздухе, больным вдруг стало лучше, и
половина запросилась домой, а вторая половина в туалет.
О первом моем "косяке"( не одела шапочку в процедурную)
Копытин оповестил два этажа больницы, вопя на меня при этом так,
что моё страшное должностное преступление можно, вероятно, было
смыть только кровью.
Но я стояла, преданно глядя в рот начальнику, и совсем не
прониклась.
- Она даже не заплакала! - Восхищенно шептали
обо мне в курилке, - во даёт!
Так я заработала среди коллег свой первый авторитет.
- Вам выговор , Самойлова, - процедил заведующий с удовольствием
, - и я зависла. С чего это он такой добрый?
Где брызги слюны, вопли и топанье ногами? Это не к добру.
Я бочком продвинулась ко входу, и, хлюпая кроссовками,
почти вбежала в раздевалку для персонала, на ходу
переодеваясь.
- Ого! - сзади присвиснули.
-Вот так начало дня! Алиска, это ты для меня сегодня такая
разгоряченная и мокрая? - голос заржал, радуясь своей дебильной
шутке, а я от неожиданности запуталась в собственной
футболке.
- ..ять! - Крепкое словцо не удержалось все же за моими
зубами.
Мне за глаза хватило Копытина, а тут ещё этот Еремкин!
- Шёл бы ты, Гриша.. в ординаторскую!
- Не. Тут такие виды открылись,
а в ординаторской, чего я там не видел, а? Мы сегодня,
Алисушка,
с тобой дежурим вместе, ты рада?
Я сцепила зубы, чтобы не выдать свою радость, а заодно и весь
богатый запас ненормативной лексики, который старательно оттачивала
все свое дворовое детство.
Но нельзя, ибо чревато.
Гриша, он не просто Гриша, а Григорий Валерьевич, наш доктор, и,
что самое важное, нежно любимый племянник главного врача.
Кстати, это ничуть не мешает ему быть хамом, шутом гороховым,
и неисправимым бабником.
Он попользовал почти всех медсестёр отделения, держалась только я
(как он говорил, чисто из вредности), и Марь Антоновна,
по причине возвраста и радикулита.