(дополнение к миниатюре «В пустыне»)
Пустыня и оазис.
Пустыня или оазис.
Не одно и не другое, но всё вместе.
Это то, что мы называем своим домом, миром, который контролирует наше существование.
Наша жизнь и смерть превращаются в раскаленный песок.
Наша кровная связь становится раскаленным песком, который пересыпает в руках сухой обжигающий ветер.
Наша натура – это раскаленный песок, покрывающий огромные бесплодные пространства.
Иногда так тяжело дышать воздухом пустыни!.. Впускать в легкие огненное дыхание нашего мира.
Мы вдыхаем горячий воздух и чувствуем, как он выжигает наше горло. Так удовлетворение жизненно необходимой потребности причиняет боль нашему телу.
Мы словно песчинки, не разбросанные там и тут, а собранные одновременно в одном месте и во всех возможных местах разом. Мы и разлетаемся по пустыне, как песчинки, хотя есть то, что нас не отпускает, и присутствует нечто, чего мы не в силах отпустить. И всё же ветер подхватывает нас и уносит прочь от нашего оазиса.
Наш оазис сверху напоминает приплюснутый клубок из деревьев, кустарников и травы, спрятанный между складок барханов. Сквозь сплетающиеся побеги играют серебристые брызги ручьев, гладь тонких речушек, лужиц и озерец. Тень листвы напоминает белые и черные клетки шахматной доски. Мое племя, которое составляют четыре десятка людей, поставило кочевые палатки в тени деревьев.
Мы пришли в этот оазис, спасаясь от смерти.
Мы пришли в этот оазис в стремлении наконец-то создать свой собственный мир, где обитали бы только наши будущие поколения, воспоминания о предках и обычные каждодневные дела.
Никаких песков, хотя наши глаза то и дело натыкались на них.
Никакой жажды, впрочем, только здесь, среди деревьев, вблизи водоемов.
Никакого беспокойства о смерти.
Мы кочевали по пустыне – перемещались от бархана к бархану, от одного мелкого островка жизни к другому, боролись с песком и зноем, противостояли раскаленной пустоте пространства. Наше главное оружие в борьбе с жестоким безразличием природы – это запасливость: о воде мы помним всегда, а также забота о себе подобных, о соплеменниках, которые бредут по пустыне вместе с нами. Я слежу и за теми, кто возглавляет наш караван, и за теми, кто плетется в самом хвосте. Я беспокоюсь за всех, за себя, и за пустыню, которая и не думает жалеть нас.
Наши вожди храбры, ибо надо быть очень смелым, чтобы брать на себя ответственность, водя народ по местам, где всё воплощает в себе смерть.
Наши вожди собранны и целеустремленны, поскольку малейшая растерянность и утрата веры – это неминуемый проигрыш в борьбе за всё, чем мы являемся.
Воле, упрямству и несгибаемости наших вождей можно только позавидовать, временами каждый из нас – в том числе и я – пытаемся равняться на них, представляем, как наши воля, выносливость и характер возводят несокрушимые твердыни.
В пустыне есть и другие племена, которые ищут идеальный оазис, где они могли бы чувствовать себя в безопасности и где их не ждало бы разочарование.
Им не позавидуешь, не позлорадствуешь над их неудачами – это было бы совсем сумасшествием. И пока под ногами несчастных пустыня, а их поиски не завершены, им только мысленно пожелаешь терпеливого упрямства.
Вот что я смею сказать о пустыне и оазисе…
Одна из главных бед нашей жизни в пустыне – это жажда и борьба с ней. Временами мы так усердно думаем о воде, что забываем обо всём на свете. Хотелось бы научиться терпеть жажду или вовсе не замечать ее – это проверка пределов нашей выносливости – однако мы не можем пересилить себя, впрочем, у нас бывает возможность утолить ее. Попадающиеся на нашем пути источники – это средство борьбы с врагом.
