Памяти
моего сына.
Пусть там, за Гранью, моя любовь будет с
тобою.
Не выбирая путь.
Попаданка: руководство по выживанию.
Глава первая.
Реквием
Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо.
И всего только надо опустить паруса.
Здесь, наконец, мы в блаженной истоме утонем,
Подставляя ладони золотому дождю.
Здесь можно петь и смеяться, и пальцы купать в жемчугах,
Можно гулять по бульварам, и сетью лукавых улыбок
Можно в девичьих глазах наловить перламутровых рыбок,
И на базаре потом их по рублю продавать
группа Ва-Банкъ.
Санкт-Петербург.
Лиссандра Видицкая
«Жениха хотела, вот и залетела! Ла-ла-ла-ла-ла!»
Незатейливая мелодия и пискляво-гнусный голос навязчиво
заливался, до зубовного скрежета. Окно открыто, относительно свежий
ветер большого города колышет занавески, спасающие от яркого
солнечного света. Питерское лето не часто балует хорошей погодой.
Если бы не эта песня... Да только рынок, что вплотную подступил к
больничному корпусу, живет своей жизнью. И бравые кавказские парни,
а также наши, родные доморощенные торгашки, имеют своё
представление о прекрасном. А так, на улице хорошо, наверное... Вот
только мне об этом уже не узнать. Да чего уж теперь.
Сейчас важно дотерпеть до очередного укола и тогда придет сон. И
на какое-то время я отключусь от этого мира, который зачем-то ещё
удерживает моё бренное тело. Но, теперь уже недолго.
Глаза сухие. Все слезы, что могла, я выплакала ещё в первые дни.
Втихаря, по ночам, чтобы никто не видел насколько мне страшно. Не
почувствовал, как неотвратимость сдавливает горло.
Жизнь так чертовски жестока. И так коротка. А главное, в
последние дни, а может уже часы, вспоминаешь классика. Как там, у
Булгаковского Воланда было? «Да, человек смертен, но это было бы
полбеды. Плохо то, что он иногда, внезапно смертен!»
Уж лучше бы внезапно... А не вот так, медленно, осознавая
неизбежное. Хотя, Лиссандра Евгеньевна Видицкая уже мертва. Это
лишь её изломанное тело по непонятной и для нее, и для врачей
причине пока еще не желает добить свою невезучую хозяйку.
Впрочем, уже без разницы... Не осталось ничего. Жалеть
бесполезно. Перед глазами лишь стоит последняя сцена в этой
разыгравшейся то ли драме, то ли жестоком фарсе, что уготовила мне
судьба.
Я смотрела в глаза Алика, суженные от героина, слушала его нытьё
и в который раз спрашивала себя, а может и все мироздание: «Почему?
Отчего это произошло с ним, со мной, с нами? Где этот маленький,
так любимый мной мальчик? В какой момент из талантливого ученика
элитной школы он стал самодовольным прожигателем жизни?» Нет
ответа. Ни тогда, ни сейчас.
А Алик уже кричит. Да, милый, я переписала фирму и недвижимость
на дядю. Он, конечно, скотина, но тебя не бросит. Хотя ты и сам
вряд ли долго протянешь. Нет прока от тех курсов реабилитации, что
уже много раз я оплачивала. Ты тоже уже мертв, только не осознаешь
этого. Даже не знаю, кому из нас легче. Мне, с моим пониманием, или
тебе, со вселенской обидой и просто с отсутствием денег на
наркоту.
Злые слова срываются с его губ, переходя в проклятия.
Поздно, мой мальчик, я давно проклята.
Для начала, как оказалось, никому не нужным классическим
воспитанием дочери известных советских ученых с мировым именем.
Романтичной, начитанной... А ещё, до оскомины порядочной. Только
потом пришла «перестройка», лихие девяностые и слом страны, и
людей, что её олицетворяли. И все мои благородные представления о
том, как надо, не помогали выживать и вытягивать умирающих от рака
родителей. Вот так вот, оба заболели одновременно, хоть и с разными
пораженными органами. И не помогали ни былые заслуги, ни старые
друзья. И вот тут все принципы полетели в бездну. Нужны были
деньги, а где их взять красивой и юной, только закончившей
университет по ныне не престижной специальности девушке? Да кому
вообще нужны историки в столь интересное время? Пойти учителем в
школу, зарабатывать копейки и нервный тик от хамоватых учеников и
их родителей? Ну, это вряд ли помогло бы моим.