Ненастоящий жадина

Эту историю я хранил в секрете много лет. Ведь доверить её можно лишь тому, кто в неё поверит.

Случалось ли вам дружить с тем, кого не видят другие? Моего друга сейчас нет со мной, и я уже совсем взрослый, но история эта в самом надёжном уголке моей памяти. Уходя, мой друг сказал, что необязательно быть рядом, чтобы чувствовать его любовь и поддержку.

Итак, случилось это в те времена, когда я был маленьким, как ты. Тогда дети гуляли без присмотра взрослых, а взрослые кричали в форточку, чтобы позвать детей домой.

Начался новый, просто ужасный день восхитительного лета. Ужасный, потому что ребята во дворе прозвали меня жадиной и отказались со мной дружить из-за того, что я не делился с ними своими игрушками. Самое неприятное, что я действительно не хотел никому давать свои игрушки. Мне их было жалко. Мне хотелось, чтобы они всегда были в идеальном состоянии: чистые, целые – без царапинок и сколов. Родители мне редко покупали игрушки. Тогда у детей было значительно меньше игрушек, чем сейчас. И если игрушка надоела – можно просто поменяться друг с другом! Ну нет! Свой любимый самолёт с лаковыми бочками и без единого изъяна поменять на бульдозер Вани с грязными колёсами и треснутой крышей? Ну уж не-е-е-ет! Так и во дворе: все так и норовили взять мою игрушку и отнести её в песочницу или лужу. Бр-р-р-р-р-р. Или роняли, как Ванька. И колёсико тогда отлетело. Папа починил, но всё равно оно потом не крутилось.

В тот злополучный день ребята задумали с горки запускать машинки, чтобы они сталкивались. Машинки на большой скорости катились вниз, подлетали и с грохотом приземлялись на землю, иногда теряя детали. Я свою машинку им не дал. Тогда мне сказали: «Уходи с площадки!» Назвали жадиной. Обидно так стало. Чуть не заплакал.

Вечером у Анечки был день рождения. Она всех позвала домой на торт, кроме меня. Ребята делали вид, что меня вообще нет. И вот тогда я заплакал. Хорошо, что успел спиной повернуться и убежал домой. На душе в тот момент скребли кошки.

«На площадку больше не пойду, лучше куплю мороженое. С мороженым немного легче страдать», – подумал я. Эта замечательная мысль привела меня в тот магазин с лавочкой у входа, где всё и началось.

В магазине я решил не спешить с выбором – ошибиться нельзя. Денег у меня было только на одно мороженое. Я медленно ходил вдоль морозильных ларей и прислушивался к себе. Передо мной был выбор: фруктовое, с орешками, в вафельном стаканчике, эскимо… Мои сладкие муки выбора прервал чей-то взгляд. Я оглянулся. Никого. Хм.

«Так всё же – ванильное или шоколадное?» – думал я. «Ванильное!» – в моей голове будто кто-то раздавал приказы.

«Нет, всё же хочу шоколадное», – мысленно отвечал я. «Ва-ниль-ное!» – не сдавался голос. На языке я уже ощущал тающий вкус шоколадного пломбира и решительно потянулся к нему.

«Ванильное! Пожалуйста!» – твёрдо сказал мой внутренний голос. Или не мой? Если голос в моей собственной голове, значит он внутренний. «Если этот голос противоречит моим желаниям, значит у меня раздвоение личности в вопросах мороженого», – в тот момент думал я, шагая к кассе с ванильным мороженым в руках.

Выйдя на улицу, я понял, что мне лучше присесть, и выбрал лавочку, стоящую в тени старого дуба. Дуб уже был большим, когда я родился, и был большим, когда родился мой папа. Около лавочки работал наш старый дворник Тобгял. Он сметал в новые кучки мусор и листья, которые кто-то из озорства или злого умысла разметал по дорожкам. Но на лице Тобгяла была улыбка.

– Дядя Тобгял, вы вообще никогда не злитесь? – сказал я и поднял ноги, чтобы дворник подмел под лавочкой.

– Ты можешь злиться, а можешь не злиться, – ответил он и продолжил делать свою работу.