– Всё, товарищи, нам пора. Уходим отсюда, – кинув взгляд на дымящий немецкий бронетранспортёр «Ханомаг», сказал лейтенант госбезопасности Воронцов.
– Да-да, конечно, – закивала Анна Ивановна Предигер, главврач госпиталя, несколько минут назад спасённая нами. Санитарную машину, на которой они с ранеными ехали, догнали немцы, и если бы не наши с чекистом действия, то ничем хорошим для неё и медсестры, что тоже была в автомобиле, такое знакомство с врагом точно бы не закончилось. – Алёна, хватит реветь, – обратилась она к девушке, которую я случайно обидел своей глупой шуткой. – Бери что нужно, и будем уходить.
– А как же Леонид Сидорович и красноармеец Апраксин? – всхлипнула медсестра, показывая на лежащих раненых.
Первым был водитель санитарной машины, а вторым – оставшийся в живых старый знакомый боец, которого после ранения везли на операцию в город Чудово.
Главврач перевела взгляд на Воронцова и кивнула:
– В кузове лежат носилки. Давайте вытащим их.
– Давайте, только вытащить-то мы вытащим, а вот понесём-то как? Веса-то в каждом из них под центнер. Вы с Алёной вряд ли сможете долго нести носилки, – уверенно предположил я.
– А ты что предлагаешь? – задала она риторический вопрос. – Будем нести с передышками. Не бросать же их тут!
– Согласен с вами. Бросать никого не будем, – кивнул лейтенант госбезопасности, подошёл к кузову, приоткрыл дверь и, сжав скулы, проскрежетал: – Забабашкин, я сейчас туда залезу и тебе носилки подам. Ты принимай.
Я посмотрел в кунг на лежащих внутри тяжелораненых красноармейцев, которых немцы ещё и обстреляли, и не сдвинулся с места.
– Ну, что застыл, герой? Не бойся, – словно подбадривая себя, произнёс Воронцов и собрался было лезть в кузов.
Но я его остановил:
– Подождите, товарищ лейтенант государственной безопасности. Думается мне, смысла от носилок будет немного. Как ни крути, а женщины вряд ли смогут тащить раненых долго. Даже с перерывами.
– Мы сможем. Мы сильные, – не переставая хлюпать носом, произнесла медсестра Алёна, которая никак не могла успокоиться после пережитого стресса и моих слов про клубничку.
Шутка моя оказалась крайне неуместной. Сам не знаю, зачем я её выдал. Просто ляпнул, что, мол, ишь немчуре клубнички захотелось. Ляпнуть-то ляпнул, но попал в уязвимое место. У Алёны оказалась не совсем подходящая для таких шуток фамилия – Клубничкина. А если учесть, что момент был крайне неудачный, ведь несколько мгновений назад медсестра находилась в лапах радующихся «улову» врагов, то мой каламбур, произнесённый для того, чтобы чуть снять напряжение, наоборот, сыграл очень дурную шутку. Девушка вбила себе в голову, что я над ней потешаюсь, и явно очень обиделась на меня.
И вот сейчас она, словно бы в пику мне, настаивала на своём, абсолютно не понимая того, что несколько километров по размокшей от дождя дороге она пронести носилки с раненым не сможет.
– Конечно сможем, – так же безответственно поддержала её главврач. – Повторяю, мы просто не имеем права оставлять раненых тут! Мы несём за них ответственность! В конце концов, это наши люди, советские, и бросать их тут никак нельзя! Их же немцы даже в плен брать не будут! Вы же видите, в каком они состоянии! Поэтому решено: мы их понесём! Понесём и донесём!
– Да я не об этом, – сказал я, покачав головой. – Просто думаю, что можно попробовать другой вариант.
– Вариант? – глубокомысленно оглядываясь по сторонам, спросил чекист и предположил: – Опять на немецкой машине хочешь прокатиться, как тогда, когда мы с тобой из окружения выходили? Так не получится сейчас. Ты её подбил. Хорошо так подбил, в самый двигатель попал, аж дым идёт коромыслом, – он кивнул на немецкий бронетранспортёр. – А эту, – постучал по кунгу санитарной полуторки, – немцы из строя вывели, сам же видишь. Все колёса продырявили. Времени на установку других колёс у нас нет, да и самих колёс в наличии нет. Без них в таком состоянии для поездок она вряд ли пригодна, так что никакого другого варианта я не вижу. Берём носилки и тащим ребят до лесопосадки, а там мы с тобой останемся, а товарищ военврач второго ранга с Алёной пойдут в Новск и попросят помощи.
