Воин Айхонары с презрением смотрел на своего собеседника. Никто
и никогда не позволял себе так разговаривать с ним. Никто не
диктовал условия. Он воин! Под его началом больше пяти сотен
клинков! И это только те, кто принял судьбу, пройдя посвящение. А
есть ещё дети и младенцы, ученики, умеющие сражаться, но не готовые
к битвам. И вот его, хаста Ингайра, властителя степи Айхонара
оскорбляют открытым пренебрежением. С ним говорят свысока! Будь на
месте посланника Ориноя другой, его голова уже служила бы одним из
наверший костяного забора у шатра и привлекала воронье. Но этот
человек знал, что сейчас ему ничего не грозит. Не осмелится великий
воин бросить вызов объединенному совету хастов. А раз так, то можно
и показать свое истинное отношение, потому что больше им
встретиться не суждено. Слишком уж невыполнимые условия ставит
совет перед этим зарвавшимся Ингайром. Так что не видать ему долгих
лет жизни под неистовым солнцем степи.
– Ты, – воин вскочил на ноги, не в силах сдержать свою ярость. –
Можешь передать этим кучам лошадиного дерьма, что хаст Айхонары
никогда не идёт на уступки! Эти земли были моими и будут! И я
передам их под твёрдую руку своего наследника! И никто более не
посмеет встать на моем пути!
– Был бы у тебя ещё наследник, – ехидно заметил посланник, все
же вздрогнув, когда рука Ингайра легла на рукоять меча.
– Будет, – твёрдо ответил тот, не отводя пылающего яростью
взгляда от начинавшей в страхе сжиматься фигуры.
– Тебе уже сорок ушедших в прошлое пиков жара степи, и нет ни
одного ребёнка. У тебя было двенадцать жён, и ни одна не смогла
понести. Ты воин, Ингайр, но земля не видит тебя своим хозяином.
Откажись, пока совет не обратил клинки в твою сторону!
– Никогда!
– Как знаешь, – посланник встал с мягкой шкуры, и, стараясь не
поворачиваться спиной к воину, прекрасно осознавая, что выдаёт этим
свой страх, направился к выходу.
– А если у меня будет сын к исходу следующего пика жары?
Ориной замер. Улыбнуться он не мог, все же Ингайр не зря столько
лет управлял своим хасттаном, догадался бы сразу. Нельзя было
проявлять радость, хоть великий воин и попал в умело расставленную
им ловушку, даже не заметив этого.
– Если одна из твоих жён понесёт и родит тебе сына, когда степь
окрасится небесным золотом, то совет отступит. Но если нет, то
хастом станет Боргайн, сын первой жены Дриорса, хаста Турайры,
степи у края солнца.
– Я согласен! – Ингайр вскинул подбородок. – Ты отдаёшь ветру
свои слова?
– Отдаю и помню.
– А если родится дочь?
Посланник вздрогнул всем телом. Этот страх он показать не
боялся. Во всех без единого исключения хасттанах были шаманы. Те,
кто просил степь о дожде и дичи. Те, кто лечил раны и отпускал
души. Но только в степи Айхонары шаманом была женщина. Нарушение
всех традиций, и все же... Ни одной смерти, если воина успевали к
ней принести до того, как угаснет его последний вздох, ни одной
потерянной Души. И неестественный страх при виде этого
обезображенного лица. Тёмная, загоревшая на солнце кожа, не
скрывала белых пятен от ожогов, рубцов, что были даже на губах,
заставляя те кривиться в вечной ухмылке. Чёрные глаза, такие
большие, что радужка занимала все пространство, отчего они казались
тёмными провалами в мир по ту сторону степи. И кипенно-белые
волосы, каких точно не может быть у живого человека.
Женщина растянула свои обезображенные губы в ехидной улыбке.
– Ты боишься меня, Ориной?
Он сглотнул. Откуда эта шаманка знала его имя? Он старался
избегать ее. И его шакалы донесли, что ее нет в селении, поэтому он
и осмелился явиться именно сегодня.
– Ты внушаешь страх, знающая хасттана Айхонары.
– Это хорошо... Здравствуй, Ингайр. Ветер принёс мне
сомнительные вести. Ты приносишь клятвы, не обращаясь к духам
Матери степей. Это нехорошо.
