— Оэльрио! Оэльрио! Где ты, детка?
Я отлично слышала взволнованный голос нянюшки и в душе злилась:
«Чего так орет? Спугнет же!»
— Хорошая киса, иди ко мне, — повторила шепотом, привлекая
внимание животного.
Настойчиво вытянула вперед развернутую ладонью вверх руку. Еще
один мысленный посыл: «Подойди!»
Горячее дыхание зверя обдало кожу, и я зажмурилась в
предвкушении. Вот-вот смогу потрогать огромный, бархатный, чуть
влажный нос!
Я даже задрожала от нетерпения — так хотелось поскорее запустить
пальцы в серебристую, покрытую округлыми пятнами, мягкую и густую
шерсть.
Вот только бы нянюшка перестала кричать!
«Ну, пожалуйста, Нисси!» — взмолилась я про себя, подкрепив
просьбу мысленным требованием покориться.
Только вот с няней такие фокусы никогда не проходили. Эх...
Зато скрыться от нее в густом кустарнике мне ничего не стоило.
Колючие ветки всегда расступались, открывая потайные ходы и
тропинки, достаточно только пожелать. Это сводило с ума
приставленных ко мне слуг, а тем паче отца, который жутко сердился,
в очередной раз узнав, что я сбежала за пределы поместья.
— Леди Оэльрио! — раздалось ближе и строже.
Похоже, няня теряла терпение. Огромный зверь от меня отвернулся
и настороженно поднял уши. Принюхался. В глубине его горла уже
рождалось рокочущее рычание.
— Тише, киса, тише, — попыталась я его успокоить, подкрепив
слова ментальным касанием.
Вздыбленная шерсть на загривке прилегла, расширенные зрачки
немного сузились, и я залюбовалась поразительным оттенком светлых,
голубых, прямо как мое новенькое атласное платье, глаз.
— Киса, я люблю тебя! — вырвались искренние слова прямо из
глубины души.
Сейчас мне казалось, что нет никого ближе и прекраснее, чем эта
огромная кошка, величиной с папину лошадь.
— Ну, пожалуйста, Великая Мать, дай мне еще немного времени,
чтобы побыть с ней! — шепнула я.
Зверь словно распознал это мое желание. Темно-серый, с синеватым
отливом, мокрый нос наконец ткнулся в ладошку и шумно выдохнул,
заставив хихикнуть.
— Щекотно!
Еле сдержав визг восторга, я смелее запустила пальцы в нежную
шерсть под подбородком и почесала, будто это обычная ловчая кошка.
Раздалось мурчание, похожее на рокот далекого водопада, который
как-то показал мне папочка.
Не сдержав восторга, обняла могучую шею и чихнула, когда в нос
попали шерстинки.
— Ты такая мягкая! Мне нравится, как ты пахнешь. Хорошая киса,
будем дружить? — шептала я, продолжая гладить и чесать густой мех,
радуясь, что моя нехитрая ласка зверю приятна.
— Оэльрио! — позади раздался треск кустов и невнятное
ругательство, в котором мое чуткое ухо уловило собственное имя. —
Оэль… Великая мать! — закончила Нисси севшим до едва слышного
шепота голосом.
Я почувствовала, как напряглись мышцы под мягкой шкурой,
басовитое мурчанье превратилось в угрожающий горловой рокот. Усы
встопорщились. Острые клыки, почти с мою руку длиной, обнажились.
Огромная дикая кошка зашипела, демонстрируя внушительный оскал.
Медленно попятилась назад, пригибая к земле мощную голову,
хлестнула по бокам хвостом.
Та связь, что едва возникла между нами, неумолимо рушилась.
Испугавшись, я выпустила могучую шею зверя и свалилась на землю.
Поднялась, отряхивая с испачканного зеленым травяным соком подола
налипшие сухие листья, и притопнула ногой от разочарования.
Напротив, на границе небольшой, скрытой в тени раскидистых
ветвей, поляны, стояла белая как полотно Ханиссия — моя
нянюшка.
— Нисси, — я строго нахмурилась, наблюдая, как женщина, не
отводя перепуганного взгляда от зверя, судорожно пытается нашарить
карман передника. — Нисси! Если ты это сделаешь, я прикажу кисе
тебя сожра…
И все же нянюшке удалось. Отец несколько дней назад выдал ей
амулет вызова, как раз на случай, если я снова что-нибудь «эдакое
вытворю».
