После занятий в институте Марина шла
домой, думая, как скучно ей предстоит провести вечер: погода не
ахти какая, гулять особо негде, да и не с кем, а ещё
предстоит готовиться к весенней сессии. Уже пора. Мрак! А в
срок не подготовишь реферат, и препод непременно скажет, сурово
поджав губы: «Садовникова, напоминаю, вы поступили на бюджетное
обучение не только как сирота, но и за неплохие знания. Но если вам
надоело учиться бесплатно, на ваше место сегодня же найдется
три-четыре более старательных студента с коммерческого отделения.
Вам стоит быть старательнее, проявляя благодарность к нашей
заботе…»
Тьфу! Так противно каждый раз
слушать попреки этим «бюджетом»! Понятно, у мамы с бабушкой сроду
не хватит денег оплатить ей год обучения даже в таком заштатном
институте, чай не МГИМО, а стоит как золотая школа где-нибудь в
Англии! Но раз отец погиб на государственной службе, для «сиротки»
в бюджете предусмотрены льготы. Так что ей радоваться что ли, что
отца нет? Ещё скажите благодарить за такую удачу весь институт или
бандита, который застрелил его? Впрочем, отца Марина почти не
помнила, жить без него привыкла, но все намеки на «сиротские
льготы» вызывали у нее тихое рычание и холодное бешенство. Окончила
школу на отлично, так тоже без намеков не обошлось. Приехала в
другой город, вести самостоятельную жизнь, и снова это шушуканье о
том, что просто так поступить на «бюджет» за свои честные знания
так трудно… Но для «некоторых» бывают исключения. Уже сто раз
Марина думала лучше пойти работать, но мать ей строго запретила
бросать институт, даже переводиться на заочный – думать не
смей!
От невеселых дум Марину оторвал
собачий лай. Четыре мирные знакомые шавки, которых все
более-менее добрые соседи подкармливали кашей и остатками сосисок,
сбились в рычащее-визжащий лохматый клубок. Истошно лая, они
загнали в угол у забора Маринкину соседку Ингу — студентку того же
института, только с другого факультета, экономического. Высокая
красотка с длинными светло-русыми волосами, почти модель, строгая
Инга сейчас растрепанная прижимала к груди какой-то пушистый
кулек.
«Котик, наверное, — подумала Марина,
без промедления кидаясь на помощь. — Бедняжка!»
— А ну, кыш! Кыш, шавки бесстыжие!
Не троньте! Пошли прочь! Зря, видно, мы вас кормим! —
размахивая сумкой, как древнегреческий боец пращей, завопила
Марина. Сама она в жизни пращу не видела, только на картинках, но
со стороны напоминала боевой вертолет.
Собаки немного растерялись. Примерно
то же кричала им Инга, топая ногами, но как-то двойной натиск
показался убедительней и шавки отступили. Тем временем Марина
рассмотрела, что на руках у соседки по-кошачьи шипит и щелкает
клювом громадная сова!
— Убирайтесь, чудовища! Не трожьте
птичку! — удивительно синхронно взвыли две студентки. При этом Инга
угрожающе лягнула воздух босоножкой на толстой платформе, Марина
наклонилась, делая вид, что подняла камень и сделала пустой бросок
в сторону собак. Знала, что уличные собаки боятся этого жеста, так
хорошо им понятного.
Шавки отступили, смущенно
переглядываясь. Мол, не очень-то и хотелось! А потом позорно
бежали, поджав хвосты, когда Марина, пользуясь свободой движений,
ещё угрожающе потопала им вслед, как будто собиралась начать
погоню.
— Победа! — гордо провозгласила она,
отдувая с глаз челку.
— Спасибо! — с чувством сказала
Инга. — Не знаю, как бы я одна от них отбилась!
— Ты зачем такое чудо на улицу
вынесла? — Марина с интересом рассматривала сову. Полосатый куль
коричневого пуха со сверкающими янтарными глазами легко было издали
принять за откормленного кошака, но глядя вблизи, Марина видела,
что перья на сове стоят дыбом, увеличивая ее размеры вдвое. На
самом деле, как только успокоится, бедняжка станет чуть побольше
пушистого котенка.