Глава 1. Пренеприятнейшее известие
Несомненно, Ларанский редкостная сволочь. И как всякая редкостная сволочь, он обладал удивительными для этой породы качествами: проницательным умом, хищным обаянием и харизмой. Той, что надолго оставляет странное послевкусие острого желания встретиться снова и надежды, что пути никогда не пересекутся. Этакий гётевский Мефистофель, если пожелаете.
Было что-то неуловимо дьявольское в облике этого человека. В точенных, словно высеченных античным скульптором, чертах лица. В темно-рыжих волосах, собранных на затылке в небрежный хвост. Больше всего одновременно пугали и манили разноцветные глаза: правый был зелёным, а левый – синим. Глядя в них, невольно вспоминалось суеверие, будто у людей с гетерохромией две души.
Дан был высок и жилист, и, на первый взгляд, казался худощавым. Но только на первый взгляд. В обманчиво плавных движениях скрывалась недюжинная сила, что оставалось удивляться откуда она взялась.
О жизни этого человека известно крайне мало. Почти ничего, кроме самого важного факта: Дан Ларанский – выдающийся художник современности. Один из зарубежных журналов, посвящённый мировому искусству, назвал Дана «творцом, чья гениальность поражает умы современников». В этом есть своя доля истины. Картины, выходящие из-под кисти Ларанского, смотрятся сверхреалистичными. Они пропитаны жизнью. Чувства, эмоции и даже мысли, которые обдумывал человек, казалось, обретают свою форму. Невольно задаёшься вопросом: уж не продал ли художник душу дьяволу, чтобы так писать?
Ларанский предпочитал вести уединённый, несколько замкнутый образ жизни. На ужинах он появлялся редко, проводя много времени за работой в мастерской. Глядя на Дана, внутри благоговейно трепетал восторг, какой можно испытать, наблюдая за человеком, самоотверженно преданному своему делу. Ко всеобщему вниманию художник относился с вежливой снисходительностью. Он любил искусство, и искусство отвечало ему взаимностью, принося плоды известности и успеха.
За гениальность Ларанского высшее общество, мнящее себя хоть сколько-нибудь образованным и духовно ра́звитым, простило художнику прегрешения, о которых так любят посудачить кумушки в кулуарах аристократических домов. Каждая богатая семья считала своим долгом приглашать Дана на званый ужин, а в галереях и на аукционах его картины покупали за баснословные деньги.
Впрочем, как и все творческие люди, Дан был непредсказуем. Нет, он не бегал голым по улицам и не пытался привлечь к себе внимание с помощью сумасшедших перформансов. Но разгадать, что на уме у этого человека было невозможно. Он жил в соответствии со своими внутренними убеждениями и поступал так, как считал нужным. Наверное, поэтому личность и жизнь художника обросла легендами, что впору бежать от него со всех ног.
О Дане Ларанском всегда ходили сплетни. Одни поговаривали, будто художник извёл свою жену пять лет назад. Вторые – что он причастен к безвременной кончине кузена. Третьи шептали, что Ларанский во время службы в дипломатическом корпусе был связан с итальянской разведкой и имел непосредственное отношение к подавлению восстания в маленьком африканском государстве. Едва ли не собственноручно расстреливал повстанцев ради забавы. Впрочем, название страны никто не мог вспомнить.
Сам художник реагировал на подобные слухи с поистине аристократической сдержанностью. Он не подтверждал, но и не опровергал их. Впрочем, смельчаков задать откровенные вопросы, чтобы развеять сплетни, оказалось немного.
– Я вот думаю: вам действительно наплевать на то, что говорят о вас? Или вы питаете извращённое удовольствие от злых языков?
Работа с одним человеком по нескольку часов в день невольно располагает к откровенности. Особенно если эта работа связана с обнажённой натурой. А потому и вопросы возникают самые откровенные.
