Утро только поднималось над
становищем, а Мот уже орал, так, что с ветвей прыснули пичужки в
разные стороны:
- Дая! Никчёмная баба! Лучше бы я
взял в жёны змею! Та и то быстрее могла родить мне ребёнка!
Он шёл из шатра, таща за волосы
крупную, смуглую женщину в полубессознательном состоянии. На земле
оставались дорожки крови. Возле шатра воин с силой бросил её,
приложив о валяющийся рядом камень. Бедняжка сипло втянула в себя
воздух, закашлялась и сплюнула вязкую кровь, заполнившую рот.
- Чего разлеглась? - дикарь подошёл,
с силой пнул её в живот, - мне нужны копья. Иди! Делай! Кормить
тебя ещё…
Мот был крепок, когда-то Даю
привлекла его стать. Высокий, хорошо сложенный, с бугрящимися
развитыми мышцами. Мот был почти красив. Если бы не низкий лоб,
скрытый спадающими волосами, и маленькие, глубоко посаженные глаза,
в которых всё чаще вспыхивала злоба. Её отдал замуж отец, хорошо
сторговался. Получил шкуры и ножи. Только забеременеть Дая так и не
смогла. Вот уже который месяц она оставалась пустой. Кровь
приходила, как положено, и вместе с ней таяла надежда на рождение
ребёнка.
Дая поднялась на четвереньки,
отдышалась и встала на ноги. Согнувшись в три погибели, побрела за
копьями для охоты. Женщины племени отводили от неё взгляд, словно
она была чумной.
- Безмозглая жаба! – неслось ей
вслед. - Долго тебя ждать?
Она ускорила шаг, отыскала, где
вчера Мот мастерил новые копья для охоты, прихватила пару покрепче
и вернулась, положив оружие к ногам воина.
- Никчёмная, - бросил Мот, брезгливо
морщась. Он подозвал ещё несколько охотников и ушёл.
Дая смотрела ему вслед, тихо мечтая,
чтобы на охоте его растерзал ящер. Тогда она станет свободна.
Сможет вернуться в свой шатёр. Если примут. Отец может и
воспротивиться. Когда одна дочь оказывается бесплодной, то и на
остальных падёт это клеймо. Как потом выдавать их замуж? А она
старшая. По ней будут судить остальных.
Женщина обтёрла листьями кровь и
принялась за обыденные дела. Вечером придёт муж. Если он будет
недоволен, то утренние побои покажутся ей лёгкой разминкой.
Дая машинально погладила сломанную и
плохо сросшуюся руку, в непогоду она особенно неприятно ныла. Мот
ударил в тот раз слишком сильно. Потом пожалел об этом, ведь жена
не могла хорошо работать.
Вечерело, и в груди женщины
затеплилась надежда, что провидение будет к ней благосклонно. Мот
не вернётся. Вот заскрипели старые ворота… и её муж появился в
деревне, таща на плече тяжёлую тушу. Дая печально вздохнула, выходя
ему навстречу.
- Я решил, - сказал ей после ужина
Мот, сыто рыгнув, - убирайся. Ты не можешь родить.
Он запустил в Даю большой костью, та
заслонилась, однако удар пришёлся по больной руке. Женщина тихо
охнула, из глаз брызнули слёзы, которые она торопливо вытерла. Мот
не терпел плача. Голова болела после утренних побоев, и Дая слышала
всё, как сквозь вату.
Уйти? Куда? Она растерянно
оглянулась на своё скудное, но такое привычное хозяйство. Маленькая
хижина, на земляном полу – сухая трава, сверху которой лежала пара
шкур. Дая не представляла жизни за пределами родной деревни. Там
джунгли, и любое существо - её враг. Дая не умела там жить. Она,
как и все женщины, не училась охотиться и обращаться с оружием.
Даже таким примитивным, как каменные копья и ножи.
Она женщина. Её удел: разжигать
очаг, готовить пищу, собирать фрукты и коренья, выделывать шкуры и
рожать детей. И даже существование со злобным и жестоким мужем
казалось ей лучше, чем остаться в джунглях одной.
- Ты плохая жена, - не унимался Мот,
- даже отец отказался забрать тебя. Ты никому не нужна. Пустое
бревно.
Не тратя больше слов понапрасну, он
встал и с силой пнул Даю, так, чтобы та отлетела ко входу. Женщина
выкатилась из хижины. На неё уставились любопытные глаза, но ни
один человек не пришёл на помощь. Что делать с женой, решает муж. И
никто другой.
