С чего же начался тот роковой день,
который разрушил не только мое настоящее «я», но и оборвал все
нити, связующие с прошлым? Прошлым и настоящим…Хотя теперь я
понимаю, что порой между этими понятиями нет грани.
Да, он начался с кошмара. В
предутреннем сне мне привиделось, как на меня навалился огромный
скользкий монстр, который медленно, словно смакуя, превращал мое
обмякшее тело в лепешку. Боль была настолько реальной, настолько
земной, что я кричала, и, похоже, проснулась от крика. Теплый
баловень Барсик, всю ночь привычно мурлычущий в ухо, сидел рядом и
в полутьме таращился на меня своими огромными фонарями-гляделками.
Всегда спокойный кот был явно напуган. Да, похоже, я и правда
только что кричала.
Я встала с кровати и посмотрела на
часы. Всего пять утра, небо за окном только-только начало блекнуть,
переходя из ночной мглы в предрассветный полумрак. К чему,
интересно, мне привиделся этот кошмар? Покойная крестная,
навещавшая меня в детском доме, как сейчас помню, имела
патологическое пристрастие к значению снов. Любое сновидение
называла вещим, толковала с помощью гадательных книг и сонников и
всегда говорила мне на свиданиях: «Леночка, милочка, а что тебе
сегодня снилось? Надо верить снам, сны говорят нам о будущем».
От образа старушки крестной мысли
перенеслись в те далекие, суровые для меня дни в детдоме. И другие,
ранние детские (и такие недетские!) воспоминания воскресли сами
собой. Перед глазами как живой стоял отец, офицер в отставке,
годами медленно угасающий от контузии, полученной во время
какого-то конфликта на границе. Я плохо запомнила образ папы, в
моей памяти он только с теплом глядит на меня со старых, еще
черно-белых фотокарточек. Помню себя маленькой на кладбище в день
его похорон: военный оркестр, еловые ветви и скупые слова утешения,
с которыми ко мне и маме подходили его сослуживцы.
Мама, мамочка…Отцу недолго
оставалось ждать встречи с тобой в ином мире, если он и вправду
существует. Проклятая опухоль скоро унесла и тебя навсегда, ты даже
года не успела побыть вдовой…
- Это судьба, девочка моя, твои папа
и мама сейчас вместе, -- пыталась утешить меня крестная в тот
хмурый ноябрьский день, день маминых похорон. Ее слова казались мне
гадкими, приторными -- старушка говорила со мной, как с маленькой,
а я не хуже взрослой переживала свою страшную потерю.
- Тетя Галя! Какая судьба? Что вы
говорите? Нас в школе учат не верить в судьбу, в приметы! Мы же
пионеры! И не надо со мной сюсюкать, я не ребенок! -- я со злостью
скинула руку крестной со своей макушки -- Галина Яковлевна
непрерывно гладила меня, думая утешить.
- А ведешь себя хуже ребенка, хотя
сама говоришь, что взрослая, -- крестная вздохнула. – Жаль что годы
не те, я бы тебя перевоспитала. Ну ничего, государство этим
займется, - покачала она головой…
Потом чужие, отвратные стены
детского дома. Суровый директор Михаил Семенович, любивший ябед и
доносчиков, воспитательницы, болтливые сплетницы, то и дело
норовившие наказать нас, детей, за малейший проступок. Сухие,
бездушные учителя, от которых мы ни разу не слышали доброго слова.
Зубрежка, зубрежка, зубрежка…Муштра, муштра, муштра… Минимум
телепередач, минимум игр. Казенные стены, казенные души.
Миниатюрный детский ад. И единственный кусочек счастья среди этого
океана бездушия -- те долгожданные выходные, когда меня забирала
домой крестная -- единственный близкий мне, нелюдимому подростку,
человек. Да, она была суетной и суеверной, но лишь от нее я
получала те скудные порции нежности, которые некоторым
одноклассникам и вовсе не были доступны -- у нас воспитывались
сплошь сироты.
Неизвестно, куда бы занесли меня
воспоминания о детстве, если ли бы в сознании не вспыхнула мысль:
«Ёшкин кот, я же совсем забыла! Просьба от газеты!». Ведь вчера
наша областная газета «Самарское обозрение» попросила прислать
краткий рассказ о том, как я нашла себя в профессии стоматолога, в
преддверии предстоящего конгресса медиков в регионе.
