Утро обещало быть добрым, потому уже
в пять я проснулась, умылась и, собрав все пожитки, сидела на
чемодане, а точнее, на спортивной сумке. Если быть совсем честной,
то расположилась я на скрипучей казенной койке, а сумка пряталась
под ней. Но кому важны такие детали? Главное, что сегодня меня,
верой и правдой, или лучше сказать левым и правым боком, отлежавшую
в инфекционной больничке целых четырнадцать прозябательных дней,
обещали выписать. Ибо здорова я! Прошло воспаление легких,
побеждено уколами антибиотиков в мягкое место и
втыкательно-вливательными манипуляциями по венам. Соседку мою по
двухместной палате еще вчера выписали, так что я весь прошлый день
лезла со скуки на стену и сегодня была на низком старте, с рассвета
ожидая лечащего врача с выпиской! Понимала, конечно, Елена
Никитична раньше десяти не явится, но все равно, маясь бездельем,
пытаясь читать развлекательный роман про попавшую в другой мир
девушку, то и дело зыркала на дверь. Лежать без дела было сложно до
ломоты костей, не привыкла я к такому. Вот совсем не привыкла. А
тут… Пришлось.
Как раз около десяти часов дверь в
палату боксового типа отворилась, и на пороге появилась Елена
Никитична. Врач выглядела как-то странновато, немного
всклокоченной, будто куда-то неимоверно торопящейся, да и в палату
она не вошла, а можно сказать, влетела.
— Так, больная, — начала она своим
гнусавым голоском. — Анализы ваши пришли…
— Какие анализы? — удивилась я,
потому как последние, контрольные, которые сдавала, мне врачиха еще
вчера озвучила, сказала, что хорошо все, потому и выписывать
собиралась. А тут снова.
— Плохие анализы, очень плохие! —
торопливо сообщила Елена Никитична.
— Как это плохие? Вчера нормальные
были… — ошарашенно поинтересовалась я.
— Ну поплохели! До того поплохели,
что выводы неутешительные по ним! — заявила врачиха.
— Испортились что ли? — растерянно
буркнула я в ответ.
— Это вы, милая моя, испортили, —
выдала женщина в белом халате, поправляя высокую прическу-гнездо. —
Смертельно больны, умираете вы…
И лицо такое сделала скорбное, аж
тошно стало.
— Вы что?! — ошалело выдохнула я. —
Мне умирать нельзя! У меня же…
— Вот и я так думаю! Умирать вам ни к чему, молоды еще, —
закивала Елена Никитична, тут же присела на край моей койки и,
заглядывая в глаза, доверительно так заявила: — Потому хочу
предложить вам выход…
«Взятку хочет!» — мелькнуло у меня в
мыслях.
— Денег у меня нет, — рыкнула я тут
же, захлопывая и откладывая в сторону книжонку, которую держала в
руках еще до того момента, как врачиха появилась на пороге.
— Ох, какие мы… Кругом
меркантильность узреть хотим! — закатила глаза Елена Никитична. —
Мне ваши деньги, милочка, не нужны. Я желаю вам добра из
исключительно альтруистических соображений. Можно сказать, мечту
вашу исполнить пытаюсь. Вы же хотели замуж? За принца хотели,
так?
Я нахмурилась, припоминая, что в
скорой, когда меня с температурой под сорок везли в больничку, я
лежала на кушетке, прикрученной болтами к полу машины, и думала,
что помру. Вот прямо сейчас, молодой и… Как бы так выразиться-то…
Не познавшей тела мужского. Ага! Глядя мутным взглядом на
мужика-фельдшера средних лет, выдала тогда примерно следующее.
— Я ведь умру? Умру, да?
— Да не умрешь, — фыркнул тот в
ответ.
— А трясет и ломает все тело так,
что кажется, будто помру… — уставилась я в потолок, где
нестерпимо-ярко горел светильник. — А мне нельзя! У меня же
трое…
— Детей что ль? — удивился
фельдшер.
— Нет, две сестры и брат, — буркнула
я в ответ. — А родителей нет.
— А муж?
— И мужа нет…
— А чего так-то? Ты ж вон, даже в
состоянии нестояния, симпатичная вполне, фигуристая…
— А потому что я замуж хочу! Но не
абы за кого, а за… За… Ну за принца!
