Это утро добрым не было! Голова
болела, горло саднило, суставы крутило. Где только умудрилась
подхватить такой ужасный грипп, который аж до больнички меня довел?
Интересно, сколько продержат в стационаре? Дней десять? С трудом
разлепила глаза и с удивлением уставилась в потолок. Когда засыпала
вчера, видела на нем уродливый светильник. А теперь нет его.
Странно.
- А, очнулась-таки! – раздался рядом
старушечий голос. – Это хорошо!
Я обернулась на звук и увидела
сидящую рядом со мной бабулю в холщовом платье с длинными рукавами,
на голове которой красовался причудливо намотанный платок. Я
попыталась спросить, кто она такая, ибо на медсестру эта пожилая
женщина походила меньше всего. Ее испещренное мелкими морщинками
лицо выглядело напряженным и суровым, словно бы передо мной стоял
закаленный в боях генерал, а не бабулька. Но не смогла выдавить ни
слова, в ужасе схватилась за горло.
- Не говоришь пока, - заметив мой
жест сообщила бабуля. – Так даже лучше. Пока мы не побеседуем. А то
еще разверещишься, как полоумная, прибежит этот хмырь высокородный.
А мне он сейчас тут не нать. Что такое Садарим знаешь?
Я отрицательно покачала головой.
- Иномирянка значит. - голос бабули
звучал утвердительно.
Какая еще иномирянка?! Что тут
происходит? Что за бред? Я что в гриппозной горячке чертей видела
что ли и меня в психушку перевели?
– Ну, ты уж на меня не серчай,
милая! Притащил меня этот твой высокородный родственничек сюда. Как
только разыскал в Гуминских-то болотах? Притащил и говорит:
«Видишь, девка помирает. Лечи давай! А не вылечишь, сожгу обеих: и
тебя, и внучку!» Этот гад же еще и кровинку мою единственную
сцапал. А как мертвую-то лечить? А? Но да благо, только-только душа
девчушки отошла. Вот я и кинулась, думала перехвачу ее душу и
верну. Но, вижу, не вышло, твоя душа теперь в ее теле хозяйка.
Пользуйся. – я слушала монолог старухи с опаской, размышляя о том,
где ходят санитары и почему такие буйные по палатам не заперты. Но
каким-то седьмым, а может и девятым, чувством ощущала: слова бабули
не бред сумасшедшего, а странная, диковинная правда. – Но есть же и
хорошее в том, что случилось. Раз я твою душу схватила, значится
там, у себя, ты тоже померла. Так что со вторым рожденьицем!
Как померла!? В каком это смысле
померла? У меня же грипп был! Просто грипп! От такого же не
умирают? Или… нет, умирают. Я болезненно застонала.
- Ты только не вздумай сказать кому,
что из иного мира, - наклонившись совсем близко ко мне, прошептала
старуха. – Сожгут за такие слова на костре, сразу сожгут. И
вернуться не пытайся. Даже если выйдет, так окажешься в мертвом
теле запертая. Навечно. Так и будешь в разлагающихся останках
томиться до скончания веков.
По коже побежали мурашки.
Представлять себя в разлагающихся останках была не лучшая идея.
- Ну долго еще? – в комнату ворвался
худощавый, лысеющий мужчина лет пятидесяти на вид. – Что ты тут
возишься?
По мне словно разряд тока
пропустили, так противно было его лицезреть. Странное чувство,
словно с этим типом мы давно и крайне неприятно знакомы, не
отпускало.
- Да жива ваша хани, жива! –
буркнула старуха, вставая с кровати. – Просили – сделала! А теперь
отпустите меня и внучку. И помни, высокородный, нити ее жизни в
моих руках, и отпущу я их, только когда мы с внучкой окажемся
далеко от твоего поместья, в безопасности.
- Груис! – гаркнул мужчина, недобро
сверкнув болотно-зелеными глазами на старуху.
В комнату вошел еще один мужчина,
молодой и черноволосый, облаченный во все черное с ног до
головы.
- Распорядись, чтоб этих, -
высокородный презрительно нахмурил нос и махнул рукой в сторону
старухи. – отпустили.
Груис легко поклонился, пропустил
бабульку вперед и следом вышел сам.
