Я на мгновение теряю рассудок. А еще, кажется, зрение. Перед глазами – сначала темень, затем мутная пелена. Не помню, где я, кто я, что происходило несколько секунд назад. С губ только что сорвался последний сладострастный стон, я словно слышу его со стороны и чувствую, как по лицу расплывается томная улыбка. Она одновременно пошлая и смущенная, мои губы дрожат и кривятся. Хочется заплакать и сразу засмеяться. Я ощущаю, как из уголка глаза стекает слеза, щекотно ползет по виску. В голове какие-то дурные, спутанные мысли: мне одновременно и приятно, и стыдно до противного.
Постепенно возвращаются чувства, в глазах восстанавливается картинка. В ушах пульсирует кровь, сердце бьется и гонит ее по венам со страшной силой. Но мне кажется, что у меня два сердца и второе из них – справа. Второе стучит еще сильнее, быстрее и громче. Это его сердце. Его удары отдают мне в грудную клетку, и чудится, что оно бьется у меня внутри.
Я наконец начинаю мысленно разделять нас, осознавая, что мы не единое целое, что у меня есть собственное тело, и каждой его клеточкой я чувствую чужой жар и тяжесть. Приятную тяжесть. Из-за нее мне трудно дышать, но я терплю, потому что хочу растянуть удовольствие, вдавливаясь в его горячую плоть. Я замечаю, что до сих пор лежу, вонзившись ногтями в кожу на его спине, и с трудом разжимаю сведенные судорогой пальцы. Нежно и словно извиняясь глажу исцарапанную спину.
Наконец он слегка приподнимается на локтях. Его лицо совсем близко, и у меня чуть двоится в глазах. Он улыбается и целует мои щеки, нос, лоб, часто и легко, едва касаясь. Я набираю в легкие побольше воздуха и, обхватив его покрепче, снова тяну к себе. Не хочу отпускать. Не хочу выпускать из себя. Хочу продлить ощущение нашей связи, единения тел. Он прячет лицо в моих волосах, целует мочку уха, и я слышу его прерывистое дыхание.
Какая-то мысль не дает мне покоя. Я хмурю лоб и кошусь на тумбочку. Там стоят два бокала с выдохшимся шампанским на дне. И все. А должен лежать разорванный пластиковый квадратик. Ведь он сейчас во мне. Мы что, не предохранялись? Сладость момента тускнеет, обрастая привкусом горечи. Нега и томление сменяются тревогой. Он что, кончил в меня? В самый пик опасных дней?
Да, у меня все четко, я веду календарь. И пусть мне уже за сорок и что-то в организме начало изнашиваться, но цикл у меня до сих пор идеальный.
Вот черт!
Я больше не прижимаю его к себе, а наоборот, изо всех сил стараюсь спихнуть. Он, не понимая, в чем дело, со смехом сопротивляется.
Смешно ему.
– Ты что, кончил в меня? – шиплю я.
Он виновато улыбается, но бороться прекращает. Осторожно выскальзывает и перекатывается на бок. Подперев локтем щеку, снова смотрит на меня, еще более виновато.
– Прости, я не успел, – шепчет он, вытягивая губы, как ребенок-подлиза.
– Что значит – не успел?
– Ну вот так. – Он пожимает одним плечом. Второе утонуло в подушке. – Слишком уж было хорошо, просто не смог остановиться.
Видимо, на моем лице отражается вся гамма чувств, и он кривится.
– Да ладно тебе, процент попадания минимальный, – хихикает он. – Я слишком взрослый. У меня там тормознутые улитки.
– Слизняки, – огрызаюсь я и поднимаюсь, набрасываю на плечи халат и торопливо иду в ванную. Еще успею смыть следы преступления. Он ласково удерживает меня за руку.
– Да не волнуйся ты, – снова говорит он. – Люди, чтобы зачать, столько раз это повторяют, и не пойми с какого только получается. Ты думаешь, вот так сразу – и все?
Я молча отнимаю руку и ухожу. Как же, не пойми с какого раза. За всю мою жизнь у меня была единственная похожая ситуация. Единственная! И вот так сразу – и все. Да.
Я усаживаюсь на край ванны, привычно перекинув через нее ногу, и хватаюсь за лейку душа. Верчу краны. Горячий молчит. Что?! Холодный всхрапывает и выпускает жалкую тонкую струйку, которая почти сразу иссякает. У нас нет воды.
