Не люблю Новый год, кто-то скажет сумасшедшая,
это же самый волшебный праздник на земле.
Это запах пихты, мандарин, подарки и ожидание чуда.
Всё было так, до того злополучного дня,
который навсегда оставил во мне привкус горечи…
Тридцать первое декабря, мой тринадцатый Новый год, день, в который я возвращаюсь снова и снова, тёмное пятно моей жизни, из года в год именно в этот день я перестаю существовать. Остаюсь дома, закрываюсь на все замки и отключаю связь. Недолгие годы работы с психологом, ни время, ничего не исцелило, всё так же горько и противно.
Укутавшись в плюшевый плед, я уютно устроилась на кухне с чашкой мятного чая, добавив в него пять ложек сахара, приторным напитком я пыталась заглушить горечь двадцать пятого новогоднего дня.
Шорох слева, вздрагивая, я устремляю взгляд в окно, останавливаясь на своём отражении в стекле затянутым морозной паутинкой, и вновь проваливаюсь в воспоминания того дня.
Мы с мамой украшаем новогоднюю ель. Комната наполнена пихтовым ароматом, в воздухе веет надежда, радость и мамина любовь.
Отца я не знала, он бросил нас, когда мама была беременна, с её слов ушёл к тётке с большими деньгами и влиятельными родителями, где, как считал он, его ожидали большие перспективы.
Конечно, золотых гор, мама дать ему не могла, работая в школе учителем английского языка. Жили они только на мамину зарплату и еле сводили концы с концами. Отец, как рассказывает мама, искал всегда чего-то большего и месяцами пропадал на заработках, а возвращаясь, спускал всё на свои удовольствия. Да, она не могла одарить его золотом, но могла окружить заботой и любовью, сделать его счастливым. И она подарила ему меня, но к этому подарку он был не готов и, выразив своё недовольство, приказал сделать аборт. Мама отказалась, и он недолго думая слился.
В ожидании новогоднего торжества мы суетимся с мамой на кухне, подарки лежат под ёлкой и дожидаются заветного боя настенных курантов с кукушкой.
– Ой, Алин, а про майонез-то мы забыли – говорит мама, выглядывая из-за дверей холодильника.
– Ну ладно, ничего, значит, без оливье, завтра сделаем.
– Я схожу мам, какой Новый год без оливье.
– Поздно уже, Алина вон как темно, да и магазины закрылись, наверное. Я посмотрела на часы.
– Ларёк во дворе ещё открыт, я быстро – ответив на ходу, накидываю коротенький пуховик и запрыгиваю в тёплые дутыши.
Бегом игнорируя часть ступеней, я спустилась с седьмого этажа и выбежала на улицу, громко хлопнув подъездной дверью. Морозный воздух ударил в нос, и, поморщившись, я рванула в сторону ларька. Добежав, обнаружила, что продавщица уже закрывает массивные железные ставни.
– Здравствуйте, а что уже закрылись – промямлила я.
– Тётя Зоечка, миленькая, продайте мне, пожалуйста, майонез. Продавщица добродушно улыбнулась.
– Вовремя ты, Алина, держи. Она протянула мне пачку майонеза, я поблагодарила и, поздравив с наступающим праздником, счастливая, пулей рванула обратно. Заскочив в подъезд, нажала кнопку вызова лифта. Кабина двинулась с последних этажей и с гулом поехала вниз. В подъезде несколько раз моргнул свет, и я насторожилась. Не хочется подниматься на седьмой этаж в кромешной тьме. Двери распахнулись, и я вошла в кабину, быстро нажав на кнопку нужного этажа, так как послышался звук открывающейся подъездной двери и тяжёлые шаги, а ездить с кем-то в лифте я не любила не комфортно мне как-то молча стоять в тесной кабине с незнакомым человеком. А живя в многоквартирном доме, я знала, только соседей по этажу, остальные для меня были не знакомцы.
Дверь почти сомкнулась, и я вздохнула с облегчением, как резко между створками появился мужской ботинок. Я тесно прижалась к стене кабины и с силой несколько раз надавила на кнопку вызова, но двери предательски распахнулись, и в кабину ввалилось тело со зловонным запахом алкоголя. Я резко рванула к двери, но мужик с силой схватил меня за руку, грубо прижимая к стене. Я ударила ладонью по клавишам этажей в надежде попасть на кнопку вызова диспетчера. Мужик заломил мне руки за спину, сверля похотливым взглядом.
