— Не ссы ты так, Ритка, не завалит тебя Мефистофель! —
проворчала Юлька, пихая меня в бок. — Ну, чего ты?
— Да задубела я уже, Юль!
Я обняла себя, пританцовывая на скромном весеннем солнышке.
Ветер пробирался под короткую юбку, то и дело норовя задрать ее и
продемонстрировать всему корпусу мои чулки.
Как знала, что нельзя верить прогнозу! Нифига еще не жарко, хоть
и середина апреля. Надо было в джинсах и толстовке идти, а
чертову юбку просто с собой взять. Переоделась бы перед
сдачей, которую проклятый демон назначил аж на семь часов вечера! К
тому времени в универе вообще ни одной живой души не останется.
А я окончательно превращусь в ледышку.
— Что делать, Ритк? — философски заметила Юля. — Практика
показывает, что чем короче юбка на пересдаче у Мефиля, тем выше
шансы!
— Не-на-ви-жу, — выбивали дробь мои зубы. — И курс этот, и
немцев, и его самого!
Надо было пропустить этот год, как и хотела, когда меня на
журфак не взяли, ничего страшного не случилось бы. Работала бы себе
где-нибудь официанткой, а документы на следующий год снова подала
бы.
Мечты-мечты. Родители не дали пропустить год, сказали, сама
виновата, что профукала все сроки поступления. Не дали мне еще год
гулять, спустя рукава, привели на филфак, где уж, конечно: никакого
конкурса, никаких очередей! Потому что кому он вообще нужен этот
филфак?
«Фак, фак, фак», — ответило эхо.
С тех пор с учебой у нас и не срослось. Я вроде и понимала, что
уже этим летом могу подать документы и перевестись с филфака на
недоступный журфак, но оценки, хвосты, долги тянули меня на дно,
как камень несчастную Муму.
Пока долги не сдам — перевестись не смогу. Пока за ум не
возьмусь — долги не сдам. А за ум я не возьмусь, потому что
не-на-ви-жу филфак.
Фак, фак, фак!
Замкнутый круг, который я все-таки решила разорвать, когда
выпросила пересдачу у Матвея Александровича, прозванного на потоке
Мефистофелем за любовь к немецкой литературе и «Фаусту» Гете в
частности.
Пора начинать ползти к своей мечте, Маргарита, как-никак апрель
на носу!
Хотя судя по тому, что у меня сейчас пар начнет валить изо рта,
апрель здесь даже близко не валялся. Самый настоящий февраль, так
что достану чернил на чертовой пересдаче и зарыдаю от тоски и
собственного экзистенциализма.
Как я буду сдавать лектуру этому фанату Гёте, если ни сном, ни
духом в философии немецких книжников? Что ж, поэтому я и решила
пойти по пути немецкого синематографа: юбку покороче, шпоры
подлинней!
Вот и вся разгадка. Я-то к мечте ползу, но это не значит, что я
и правда начну учить основы немецкой зубодробительной литературы.
Десятки студенток филфака в коротких юбках не могут ошибаться!
Хорошие оценки здесь зависят от длины юбки.
Вот и прыгала я в мини-юбке, пытаясь хоть как-то согреться,
тщетно кутаясь в кожаную курточку, поверх белой рубашки с глубоким
вырезом.
Не позволю я себя завалить! Да и препод из Матвея
Александровича, как из меня филолог с красным дипломом. Сам-то он
писатель, тот самый М. А. Тойфель, за каким-то чертом сосланный в
университет на наши головы.
Ведь преподает параллельному потоку ту же литературу Василий
Абрамович, мудрый старец, который и мухи не обидит, да и на
студентов со своими немцами не наседает. Так ведь нет, обрушился на
наши головы М.А.Тойфель.
Ох, помяни черта…
— А вот и Мефистофель! — радуется Юлька.
Вся аж подтягивается при виде его паркующегося автомобиля.
— Грудь вперед, задницу назад! — командует она мне. — Не то
завалит, Ритк! И улыбочку, где твоя улыбочка?
Меня трясет от холода, но я выпрямляюсь и растягиваю рот в
вежливом оскале. Матвей Александрович выходит из машины, как всегда
с ног до головы в черном и хмурый, как грозовая туча. На лице
привычная темная трехдневная щетина, пиджак нараспашку, а под ним
черная рубашка. Экзистенциальная тоска, как она есть.
