Сейчас
Отчаянное трепыхание сердца, казалось, ощущалось везде: в
висках, рёбрах, коленях, и даже во рту, где разбухший от удушливых
хрипов язык не мог протолкнуть крик. Я летела в темноте, не
разбирая дороги, врезалась в деревья, нещадно получала ветками по
лицу.
Сзади раздался волчий вой. Пробирающий, смертоносный, и такой
близкий, что в голове вспыхнула единственная мысль: «Я умру». Вот
так по-дурацки.
Кроссовок зацепился за выступающий корень, и я кубарем полетела
в папоротниковое море. Сырая земля и листья забились в ноздри. Я
вскрикнула, жалко поползла в сторону поваленной коряги и вжалась в
неё спиной. Всё, отбегалась. Два ярко-желтых глаза зажглись в ночи,
словно огни святого Эльма, только надежду на спасение они не
обещают. Скорее погибель. Огромный буро-коричневый волк, очертания
которого я едва различала при свете луны, выступил из лесной чащи
на поляну. Зверь во истину громадный, таких волков не бывает, либо
в школе мне безбожно врали. И откуда здесь, в заповеднике Хох, это
чудовище? Я нервно засмеялась.
То есть, лев тебя не смутил, Китти? Только долбаный волк? «Ну,
да, — мысленно возразила сама себе, — лев мог и почудиться, а вот
волк сейчас смотрит на тебя плотоядным взглядом и наверняка
представляет, какая ты на вкус».
15 часов назад
Внедорожник лихо вошёл в поворот, едва не зацепив крылом
огромной ствол тиса. Обри завизжала, как сирена, но тут же
рассмеялась:
— Полегче, Джейк! Ты не на гоночной трассе!
Джейк, наш водитель и по совместительству лучший друг,
самодовольно хохотнул:
— У меня всё под контролем, леди.
— Смотри мне, — пальцем пригрозила Обри. — Я не собираюсь
умирать, пока что-нибудь не съем.
— Тебе лишь бы живот набить, — я легонько толкнула Обри в бок и
закатила глаза. — Мы час назад останавливались на заправке.
Подруга нахохлилась, демонстративно погладила свои пышные бёдра
и тоном, не терпящим возражений, сказала:
— Я не собираюсь становиться такой же тощей, как ты.
Обри обожала своё тело, могла подолгу любоваться отражением в
зеркалах примерочных торгового центра и хвалить бразильские гены,
из-за которых унаследовала великолепный зад. Мне до её форм было
далековато.
Джейк свернул на парковку для туристов и ловко втиснул свой
огромный Шевроле Тахо между двумя легковушками.
— Всё, на выход, леди, — он манерно поклонился, приглашая
наружу.
Мы с Обри расхватывали сумки, Джейку всучили самое тяжёлое:
палатку и рюкзак с дровами, местные продают их втридорога.
Расплатившись за парковку, направились по популярному маршруту в
самую чащу леса Хоха, нареченного «дождевым». Годовых осадков здесь
выпадает больше, чем во всём штате.
Я давно ждала этот отпуск. Работа в похоронном бюро, нашем с
мамой семейном бизнесе, меня порядком угнетала, но я никак не могла
вырваться из общества покойников. Мама постоянно давила на то, что
без меня ей не справиться, и я, скрепя сердце и запрятав желания,
продолжала помогать поддерживать бизнес, доставшийся от отца. Он
ушёл ещё до моего рождения, я его никогда не знала, только
фотографии видела. Густой копной каштановых волос я однозначно
обязана ему, потому что мама у меня типичная жительница Аризоны:
светловолосая, загорелая.
Мама говорит, отец хороший человек, но судьба распорядилась так,
что остаться с нами он не мог. Его предки не одобрили их союз,
видите ли. Меня злило это лет до пятнадцати: ну как можно бросить
семью? Если любишь? Но мама настаивает, что никаких обид на него не
держит, и потому я смирилась с её необъяснимыми чувствами к
человеку, фотки которого она бережно развесила в своей спальне.
Нездорово, но как есть.
— Кит, чего ты копаешься? — Джейк обернулся проверить, где я
застряла.
А притормозила я возле лужайки папоротников, среди которых
пестрели бело-розовые шапочки астранции. Цветы напоминали крупные
жемчужины в изумрудном море, а мох, свисающий тонкими нитями с
ветвей громадного дерева, придавал месту таинственной сказочности.
Будто я попала в страну фей и эльфов. Мне всегда нравился лес, а
вот друзья предпочитали поездки в Каскадные горы. Парк Олимпик,
куда входил Хох – моя идея, и в кои-то веки Обри и Джейк
уступили.
