Санкт-Петербург. Город Достоевского, Гоголя и Некрасова. Жёлтый, зелёный и серый, то кричащий безумными гротескными цветами, то тихий, хмурый и мрачный. Сейчас, зимой это – царство тьмы и холода. Именно здесь, если верить классикам, отчисленный безработный студент убил старушку, а у несчастного чиновника убежал нос. Этот город душит и давит, в нём зарождаются кошмары и безумные теории. Классики недаром всё это описывали, ибо наш город наполнен магией, вампирами, оборотнями и прочей чертовщиной, а люди творческие всегда особо чувствительны к сверхъестественному. И если вы наивно полагаете, что летом, в белые ночи Северная Пальмира превращается в царство света, вы ошибаетесь: и в немногочисленные тёплые месяцы здесь немало нечисти. Зимой, весной, летом и осенью городу не укрыться от неё, вспомните хотя бы поэму Пушкина «Медный всадник». А всё почему? Да потому, что наш город был построен на болотах, где, согласно русским поверьям, водится нечистая сила. А уж я знаю, что в топях и трясинах она действительно водится.
В этом городе невозможно быть полностью здоровым, бодрым и весёлым, слабые не могут тут жить: сама энергетика Петербурга давит на людей, часто приводя кого к депрессии, кого к алкоголю, кого к наркотикам, кого в секту, а кого и в мягкую комнату психбольницы, уютную камеру в «Крестах» а то и к самоубийству. Меня слабым точно не назовёшь, мой иммунитет отлично справлялся и с атипичной пневмонией, и со свиным гриппом, но не с холодом. Имя моей болезни – холодовая аллергия. Когда температура хотя бы чуть-чуть ниже нуля, моя кожа покрывается волдырями и распухает. Такова наследственность, тут уж ничего не поделать. Раньше, когда я курил обычные сигареты, в сильные морозы страдали и мои лёгкие: бронхитов и пневмоний, конечно, не было, но вот одышки случались. Сейчас, когда перешёл на электронные, хотя бы проблемы с дыханием перестали меня беспокоить в зимнее время.
Под роковым бежево-буро-серым зимним ночным питерским небом, я, подгоняемый лёгким морозцем, вприпрыжку бежал домой – огородами, сквозь линии Васильевского острова. Служебную машину я припарковал у полицейского участка, а заводить собственную ради пробежек утром и вечером не собирался. Тем не менее, пока я доскочил до своего двора-колодца, лицо покраснело и покрылось волдырями.
Мой двор – не самое приятное зрелище. Хоть я и позволил себе на зарплату офицера полиции сделать евроремонт в съёмной квартире, договорившись с хозяйкой, что это будет в счёт аренды за полгода, ремонтировать весь двор за свои деньги я не собирался. Так что перед глазами предстало привычное зрелище: жёлтый трёхэтажный дом с облезлыми стенами, здоровенная помойка, а рядом с ней – несколько облезлых кошек. Я взглядом поискал крупного пушистого чёрного кота – и не нашёл. Значит, дома, родной. Из полуподвала проглядывало небольшое окно-стеклопакет, слишком маленькое для грабителей и достаточное для кота.
Я поднёс электронный ключ к домофону, и раздалась долгожданная музыка отпирающейся двери. Я открыл её и, поднявшись по каменной лесенке на первый этаж, дошёл до массивной стальной двери в квартиру. Нащупав в связке крестообразный ключ, с грохотом отворил и её, после чего с радостной улыбкой закрыл.
Я дома! С радостными криками меня побежал встречать мой чёрный кот Багир.
– Привет, котяра, – сказал я, погладив его. – Сейчас покормлю.
Я повесил на стойку куртку, мундир, ботинки поставил на полочку и пошёл на кухню. Помыв руки, открыл отечественный холодильник «Северная Пальмира» и достал немаленький шмат мяса. Пускай зверюга порадуется!
