ПРОЛОГ
Кукла. Израиль. Синайская
пустыня. 2009 год
Жажда, она страшнее голода, страшнее
насилия и побоев. Жажда сводит с ума, лишает последних сил. Сейчас
я готова была на все за каплю воды. Даже на убийство. Да, я могла
загрызть, разорвать кого-то лишь за маленький глоточек. Но нас
специально не поили, чтобы мы сломались ещё до того, как пересечём
проклятую пустыню. Я ненавидела солнце и песок. Господи, всего лишь
несколько дней назад я мечтала о море, пляже и жаре, сейчас я бы
предпочла Северный Полюс. Наши конвоиры-бедуины ехали следом на
верблюдах, а нас тащили вереницей, подталкивая карабинами в спины,
если кто-то падал, поднимали за волосы, привязывали к седлу и все
равно тащили. Я тысячу раз благодарила Бога за то, что все ещё
живая, все ещё иду, и у меня есть остатки сил и разума. Другие
сломались. Я видела в их глазах отчаянное равнодушие ко всему, что
происходит. Так быстро. Всего лишь за три дня мы превращались в
скот. Я не хотела быть животным, я останусь человеком, и эти твари,
которые возомнили себя моими хозяевами, не дождутся от меня
покорности. Они дадут нам пить. Если нет - мы начнём дохнуть как
мухи, а они потеряют деньги. Ведь им за нас заплатили и, наверняка,
немало. Иначе они не тащили бы нас вот уже третьи сутки через
пески. И я предпочитала идти, потому что, когда мы делали привал,
эти ублюдки в масках обязательно кого-то насиловали. Они называли
нас "русскими сучками". Они уже сказали нам на ломаном английском,
куда и зачем нас везут, и наглядно показали, что будут с нами
делать. Поэтому я лучше буду идти или ползти, но я не хочу
отдыхать, я только ужасно хочу пить.
Нас напоили через несколько часов,
когда караван приблизился к высокому забору с колючей проволокой.
Пустили по кругу старую, ржавую флягу, и мы по очереди сделали
несколько глотков. У меня потрескались губы, до крови, прикасаться
к горлышку сосуда было больно. Удержаться и не осушить полностью
ещё труднее, но у нас отбирали питье сразу после трёх глотков и
передавали дальше.
Мы пересекали границу. Одна из
девушек отказалась ползти на животе под ограждением из колючей
проволоки, бедуины начали бить её ногами и прикладами карабинов по
голове. Никто не заступился, даже я. Нет, это не было трусостью,
это было желание выжить любой ценой. Несчастную пристрелили прямо
там и закопали в песок, не сильно утруждаясь, скоро тело найдут
шакалы, и от него останутся лишь обглоданные кости.
Наверное, в этот момент я больше не
питала иллюзий. Да и остальные тоже. Нас затолкали в фургон,
закрыли снаружи, и мы снова поехали, в кромешной темноте. Все
молчали. Только теперь нас уже не сопровождали бедуины, нас
передали другим "хозяевам", а они прекрасно говорили по-русски. Мы
слышали их голоса, смех, маты через тонкую перегородку. Девушки
немного оживились, они снова надеялись, все кроме меня. Кто, как ни
я, мог знать, что свои здесь давно стали чужими. Сейчас я могла
только думать, напряжённо сопоставлять факты, вспоминать свою
прошлую жизнь и то, почему я здесь оказалась, кем я была раньше. От
кого бежала и зачем. Почему попала из огня да в полымя. Господи,
сколько имён и фамилий, я уже сама толком не помню, кто я на самом
деле… Но я знаю, что ОН найдёт меня даже в Аду. Призрак. Мой
персональный палач. За что? Да мало ли за что. Я много плохого
сделала в этой жизни. Значит у него есть причины меня казнить, а у
меня есть причины цепляться за эту проклятую жизнь зубами. Игра на
выживание, в которой будет лишь один победитель.
Кукла. Россия. 2007 год
Я в недоумении смотрела на круглую
красную дырочку в голове моего заказчика, на мёртвые, широко
распахнутые глаза и мои пальцы судорожно сжимали крошечную флэшку,
которою тот успел мне передать перед смертью. Осторожно, двигаясь
по полу назад, на четвереньках, я доползла до стены и прижалась к
ней голой спиной. ОН стоял в темноте, я лишь угадывала его силуэт и
пистолет с глушителем, направленный на меня. Я следующая. Киллеры
не оставляют свидетелей. Тем более ОН уже давно следил за мной. Я
помнила его. Не знаю откуда, но я точно его видела раньше. У меня
фотографическая память. Мужчина запер дверь на ключ, и в глухой
тишине щелчок замка стал для меня громче пушечного выстрела.
Проклятое вечернее платье, проклятые шпильки. Если бы я знала, что
попаду в такую переделку, я бы подготовилась. А сейчас, безоружная,
в шёлковой тряпке, едва прикрывающей зад, сижу на полу, и жду,
когда рука наёмника в чёрной латексной перчатке медленно поднимется
вверх, и пуля пригвоздит меня к этой стене навсегда. Но он не
выстрелил, медленно двинулся ко мне. Я незаметно подтолкнула флэшку
к столу. Несмотря на исполинский рост, мощное телосложение двигался
он, как танцор или леопард перед прыжком. Я пыталась вспомнить,
видела ли я его среди гостей сегодня, и не могла. Я бы запомнила.
Непременно.
