Светлана Ивановна нервно поправила светло-русый локон, выбившийся из безжалостно затянутого по привычке пучка на затылке, разгладила складки на своей единственной подходящей по размеру серо-коричневой юбке из грубой, неприятной на ощупь ткани, которая напоминала мешок для картошки. Светлана сильно поправилась за последний год, поэтому полюбила свободную бесформенную одежду, которая, по ее мнению, скрывала недостатки фигуры. Поэтому и рубашка на ней была мужского кроя, явно не подходящая женщине по размеру. Так Светлана Ивановна пряталась от мира, видимо, и косметикой она не пользовалась по той же причине.
Женщина с тоской осмотрелась. Она снова здесь – в родной коммуналке в центре Петербурга, в километре от великолепного Мариинского театра, в длинной мрачной комнате с узким окном, через которое можно увидеть только грязно-рыжие стены дома напротив. Подходить к этому окну Светлана Ивановна не любила, потому что вид двора-колодца вводил ее в состояние, слишком близкое к истерике. Она не понимала, как прожила всё свое детство и юность, смотря на мир через окно, открывающее такой вид, и не сошла с ума. Даже наоборот – была счастлива. Наверно, потому что дурой была, молодой и наивной.
Сейчас Светлане Ивановне сорок пять, за плечами обломки брака и тонны жизненного опыта. Поэтому теперь она точно знает: все люди – эгоистичные предатели. Муженёк её, Казанова престарелый, после двадцати пяти лет счастливого брака ради молодого тела выгнал верную супругу из квартиры. Конечно, квартира принадлежала еще его родителям, но именно Света создавала в ней уют, поддерживала порядок, считая себя полноправной хозяйкой, а оказалось, что она всего лишь гость. Соседи её, интеллигенты недобитые, как мыться в общей ванной по два часа, так они всегда рады, а как сантехника ждать, чтобы он кран в этой ванной починил – так у них у всех неотложные дела. У отца семейства, видите ли, репетиция в театре; звучит красиво, но на самом деле он простой осветитель-неудачник, жена его училка, ей нужно контрольными детей мучать, а у их сыночка как раз эта самая контрольная, которую никак нельзя пропустить.
Светлана Ивановна пыталась подбодрить себя мыслью, что из соседей осталась всего одна семья, остальные разъехались по своим благоустроенным отдельным углам.
Света помнила из детства шумную суету на кухне в обеденные часы в выходные. Помнила добрую старушку Зинаиду Фёдоровну, которую все звали баба Зина. Она пила чай в своём уголочке у окна и всегда угощала пряниками тихую голубоглазую соседскую девочку со светлыми, как и её имя, кудряшками. Если мама вдруг задерживалась на работе, то звонила именно бабе Зине, и та кормила Светочку ужином и укладывала спать, рассказывая ей сказки.
Иногда к Зинаиде Фёдоровне приезжали уже взрослые дети. У неё было два сына, две внучки и три внука. Света обожала такие дни. В тесной комнате соседки места всем не хватало, и целая ватага ребят играла в общем коридоре. Было весело, только другая соседка, тетя Инга, при этом всегда ругалась, обматывала голову полотенцем и причитала, что у неё дико болит голова, и вообще слабые нервы. Но эти самые нервы не мешали ей в остальные дни орать на своего мужа, называя его «пьянь подзаборная» и «тюфяк потрёпанный».
