Он слышал, как билось ее
сердце. Ровными, размеренными ударами, едва слышными, но они
атомным взрывом вспарывали его голову, ведь для острого слуха зверя
— даже толстые стены особняка не были преградой.
Он слышал ее дыхание.
Чувствовал тонкий аромат, от
которого его зверь с каждой секундой все дальше уходил за грань, а
после — начиналось его безумие.
Когти вспарывали ровную поверхность
толстых стен, за которыми он остался, боясь приблизиться к
ней.
Боясь и отчаянно желая увидеть
ее.
Однако в сознании настойчиво зудела
единственная мысль: рано, нужно ждать, должно пройти время.
И вдруг на крыльце появилась пожилая
женщина. Старуха, отринув страх, приблизилась. В суховатой руке
золотом сверкнул небольшой кулон на цепочке.
Он знал, что именно спрятано внутри
неброского украшения. Знал и сходил с ума, учуяв каплю ее
крови.
Старуха протянула ладонь, на
которой, свернувшись змейкой, лежало украшение.
— Возьми, — шепнула она, глядя в
безумные глаза оборотня. — Чем ты дальше от нее, тем будет
легче.
Рыча, он собрал волю в кулак.
Понимал, что уйти нужно. Иначе оборвется не только его нить жизни,
но и близких ему оборотней.
Крохотный кулон спрятался в широкой
ладони, кожу обожгло теплом, и мужчина шагнул назад.
— Ты справишься, — донеслось ему в
спину, когда он рванул со всех ног, не разбирая дороги.
Набатом звучали удары ее
сердца, а дивный аромат смешивался с запахами ночного леса,
растворялся в нем, манил, но зверь упрямо бежал вперед.
Старуха оказалась права, ему стало
легче. Но спокойнее дышать он смог, оказавшись на другом
континенте. И только крохотный кулон, обретя свое место под
рубашкой, прожигал на коже дыру, доставая до сердца. Высохшая капля
крови больше не будоражила тонкий нюх зверя, но служила
напоминанием о том, кто он есть: волк с бракованными генами.
***
Восемнадцать лет
спустя
— Это удивительно, бесповоротно,
однозначно, определенно ужасная идея, па! — сквозь зубы прошипела
девушка, бесстрашно глядя на родителя, выше ее на целую голову.
Мужчина стоял, созерцая рыжеволосую
непослушную принцессу снисходительно и даже едва заметно
улыбаясь.
— Но ты сама этого хотела, Фина, —
напомнил отец, скрестив руки на груди.
— В моем доме попрошу не ругаться! —
из соседней комнаты раздался недовольный окрик мамы.
Отец семейства картинно закатил
глаза, а его дочь и не думала сменить гнев на милость.
— Да! Когда мне было лет пять, не
больше! — парировала девчонка уже тише, едва ли не прыгая на месте
от ярости и злости на любимого папочку из-за того, что он, даже не
спросив мнения дочери, позаботился о ее зачислении в вуз.
— Брось, Руфина, тебе там
понравится, — подмигнул папа, а рыжеволосая девчонка громко
фыркнула.
— Я ненавижу комаров! Ты ведь
знаешь, па! А их там ну просто тьма! — принялась канючить и ныть
девушка. — Там лютые зимы! Да там даже интернета нет! И никаких
телефонов! А студенты спят в чертовых шалашах!
— Руфина! — уже громче рявкнула
мама.
Девочка почти шепотом, хлопнув
длинными бронзовыми ресницами, добавила:
— Папочка! Ну это ведь за тысячи
километров! Мы же будем редко видеться, — уговаривала она грозного
родителя.
— Вот и отлично, отдохнем от тебя, —
раздался громкий гогот из-за спины.
Фина тут же оскалилась и попыталась
двинуть кулаком прямо в солнечное сплетение непрошенному свидетелю
беседы. Но тот, гад, увернулся.
— Мелочь блохастая! — прошипела
девчонка, глядя на верзилу, по ошибке считавшимся ее родным
братом.
Хам и тот еще гад. Пусть и довольно
сильный волк. И моська смазливая. Да и сам Ник удивительно
добродушный парень. Но все равно — гад.
— Ты старше меня всего лишь на год,
тетя! — хохотнул Ник.
— Салага! — усмехнулась Руфина,
показала брату язык и вновь повернулась к отцу, — Пап! Ну не хочу я
там учиться. Вот, правда, не хочу. И потом, у нас с Мишкой все
серьезно.
