Капитану второго ранга в отставке, какой раз снится один и тот же странный сон.
Он снова оказался на Камчатке, в прибрежном посёлке, где служил. Рядышком оказался дом тринадцатый, где кавторанг жил в те, стародавние времена.
Николаич зашёл в подъезд, но с боковой стороны, не как обыкновенно. Поднялся на третий этаж. Открыл входную дверь в собственную квартиру.
Зашёл в прихожую, стал снимать шинель, а под ней гражданский костюм.
– Просто непонятка, – подумал он, – что это? В шинели и в гражданке. Полностью спятил никак?
Удивившись, кап-два пошёл в комнату. А в жилом помещении, угрюмо давящие на психику, бетонные массивные стены, все в ядовитой зелёной краске. Пол полностью в кафельной метлахской плитке, как в больничном морге.
Туалеты странные, жуткая помывочная. Нет ни стульев, ни стола, ни мебели, ничего. В голову пришла тревожная мысль:
– Где это я?
Ещё в одну комнату зашёл. Оказалась её загромоздили непонятными ящиками.
Николаич принялся искать собственную форму, но никакой нет возможности найти.
В это время соседка с другого подъезда заходит.
– А, – говорит, – приехал, форму ищешь?
– Ну да.
– Да всё на месте лежит, ни кто не трогал.
Не найдя формы, он повернулся и расстроенный вышел из помещения. Решил зайти к сослуживцу. Выбравшись из дома, оглянулся по сторонам и не понял, где находится.
Вокруг стоят странные квадратные здания из старого красно-коричневого кирпича со следами грязи, мазута и копоти. Окна громадные, стёкла покрылись слоем пыли. То ли жилые дома, то ли производственные цеха, не понятно.
Раскорячились в чудовищном нагромождении краны козловые, рельсы. Густая пыль вокруг. Да и сам посёлок производит гнетуще-тяжелое впечатление.
Ещё время года, вообще, непонятное: то ли весна-лето, то ли лето-осень.
Поодаль толпятся человек пять народу, и дерутся два майора, капитаны третьего ранга. Одежда по форме: в шинелях и фуражках, форма – гвоздь.
Капитаны дерутся, а пятеро обсуждают, как они дерутся, репликами подбадривая драчунов. Причём все пьяные, как колы.
Николаич удивился, но не стал вмешиваться и направился к садику.
Спустился ниже садика, хотя надо идти наверх, на семь ветров.
Под уставшими ногами кавторанга оказалась дорога бетонная, плиты мощные такие, в густой твёрдой пыли, и идут навстречу масса военных.
Народ идёт неулыбчивый, хмурый. Всё в большей мере майоры и подполковники, то есть капитаны третьего и второго рангов.
В толпе мимо прошёл механик с подлодки, служили вместе.
Их квартиры располагались на одной лестничной площадке, напротив друг друга.
Он виновато глянул на Николаича, так искоса и не поздоровался.
– Борисыч, – окликнул кап-два, – ты что, это самое, не здороваешься?
Механик засуетился, бегом, бегом и, юркнул как мышка, ушёл, ничего не ответил.
– Откуда их набралось столько? – удивлённо подумал Николаич, – У нас в посёлке ни в какие времена не находилось такое множество старших офицеров! А где младшие офицеры? Где мичмана? Где гражданский люд?
Все идут пьяные, такие как дрюки, заторможенные, как роботы, или зомби.
Кап-два пошёл дальнейшей дорогой. Впереди краны громоздятся морские, козловые, за ними краны поперечные. Куча кранов громадных, застывших в невероятных позах.
На пути расположились здания огромные из красно-коричневого кирпича, а жилья не видать. Серые, неуютные домишки стоят.
Невдалеке народу набежало, человек пятьдесят, а возможно и больше.
Стоят, толпа громадная, и рядом человек восемь кавторангов дерутся между собой с неимоверной силой и все в дымину пьяные. А вокруг эти стоят, друг дружку толкают, что-то обсуждают, и тоже в стельку пьяные.
