Тишину в комнате нарушал только шум дождя. Он шел стеной. Мне
казалось, что такой дождь должен сейчас идти везде: и здесь в
заброшенном уголке Швейцарских Альп и в далекой Москве. Про Москву
даже не сомневалась. Непременно заливает. Наверняка около моего
подъезда уже образовалась огромная лужа. В этом месте решетка слива
почему-то на пару сантиметров выступала над асфальтом.
Вздохнула и опять посмотрела в окно. Внизу, под
основной тучей, решившей затопить планету, то и дело возникали
маленькие, черные тучки, цеплявшиеся за зубцы стен и башен. Если б
я открыла окно, то могла бы потрогать такую тучку, но окно не
открывалось. Звать кого-нибудь, кто это мог сделать мне не
хотелось. Я сидела на широком подоконнике, осторожно водя пальцем
по старинному витражу, поглядывала на телефон и вздыхала. Вот
какого рожна девчонкам так загорелась эта смотровая площадка?! Ведь
Гэбриэл Кемпфер, предупреждал (и даже по-русски!), что погода
испортиться.
Поежилась от холода, встала, нашла куртку в сумке, набросила на
плечи. Осмотрела небольшой камин в углу. Кнопки «вкл/выкл» и
розетки поблизости нет. Ах, да! Они его дровами топят!
В
дверь постучали. Поспешила открыть, почему-то ожидая увидеть
Кемпфера, но в дверях стоял старик Ульрих с брикетами. Он показал
на камин. Я кивнула. С огоньком стало приятней. Опять вздохнула и
взобралась на подоконник.
Моя мама
умерла, когда мне было пятнадцать лет. Умерла мгновенно. Мы с отцом
были рядом, но на руки к нему она упала уже мертвая. Аневризма
какой-то артерии в голове. Я никак не могу запомнить название. Она
знала про нее. И отец знал. Такие люди живут обычно лет до тридцати
двух-тридцати пяти. Мама прожила на пару лет дольше. Первый год без
нее был адом, а еще учиться нужно было! Только поддержка отца
заставляла меня жить. Потом стало немного легче. Ему видимо тоже,
так как когда я заканчивала десятый класс он познакомил меня с
Верочкой. Верочку я возненавидела. Во-первых, она была не похожа на
маму даже близко! Пухленькая блондинка с глуповатым выражением
лица. Во-вторых, она посмела заметить, что на кухонном столе нужно
поменять клеенку, а то лежит совсем старая. Но эту клеенку покупали
мы с мамой! Поменяла она ее не сразу, а через недели две,
купили они ее с отцом. К утру, разрезанная на мелкие куски клеенка
была в ведре. Отец сильно ругался и в конце концов объявил, что
нравится мне это или нет, Верочка будет жить у нас и делать то, что
посчитает нужным. Верочка переехала, купила новую клеенку. Больше я
ничего не резала, просто стала планомерно выживать Верочку из
квартиры.
Сейчас самой стыдно. Взрослая уже корова была, а что творила! Вещи
ее потихоньку портила, в еду соль сыпала! Вещи мачехе отец покупал
новые, есть куда-то уводил. Видимо в ресторан. Я оставалась
голодная. Не знаю, зачем Верочка это терпела? Более того, всячески
пыталась со мной подружиться! Но я не сдавалась! И победила!
Подкралась к балконной двери, пока Верочка вешала белье и
захлопнула ее. Отец вернулся часа через два. Я похлопала глазами и
объявила, что не слышала, как стучала Верочка, ибо спала. Еще через
два часа Верочка ушла с вещами. Я обрадовалась, но рано. Отец с ней
не ушел, но перестал готовить и стал требовать это с меня. А еще
требовал, что б я гладила его вещи. Гладить я ненавидела! Готовить
тоже. Пришлось учиться. На выходных папа стал постоянно пропадать,
объясняя это тем, что нашел подработку, ведь у моего величества,
как отец стал меня язвительно называть, мозгов на бюджет поступить
не хватит, а оплачивать ВУЗ придется ему. Мне вообще не хотелось
никуда поступать, но мама мечтала, что б я получила образование.
Мне хорошо давались языки, а в ближайшем к дому ВУЗе, как раз был
подходящий факультет.
