Отец бросил нас сразу после моего
рождения. Как объяснила мне мама, он не хотел второго ребенка.
Ушел, с одной стороны, красиво, оставив матери квартиру, с другой —
сумел так раствориться на просторах нашей страны, что ни
исполнительный лист его не нашел, ни мать родная. На свою беду, я
не только разрушила семью, но и «пошла вся в эту сволочь». Не по
возрасту высокая, плотная. Мама называла меня не иначе как
«прорва». «На эту прорву не напасешься… жрет, как прорва…»
Я как-то попыталась не есть,
но получилось только хуже. Тарелка с кашей оказалась на моей
голове. Реветь было бесполезно. Мама за слезы оттаскивала меня в
кладовку «Пока не замолчишь, будешь здесь сидеть!». Замолкала
быстро. Я боялась темноты.
С сестрой, старше меня на
четыре года, отношения были странные то она играла со мной, то
требовала, что б я не подходила и бежала жаловаться маме, что я
порчу ее игрушки. Игрушки я не портила, но доказать обратного
никогда не могла.
Еще запомнился бесконечный
детский сад, где в меня пытались залить ненавистное какао или того
хлеще — чай с молоком. Меня тошнило от одного запаха. И помню
обещания мамы оставить меня в саду, если я буду плохо себя вести. Я
старалась вести себя хорошо, но мама вечно была недовольна, и
каждый вечер я тряслась от страха.
За три дня до выпускного
вечера в детском саду меня увезли по скорой, из этого самого сада,
с приступом аппендицита. В больнице мама сидела около кровати злая,
недовольная и что-то шипела про прорву и деньги.
Вечером, дней через пять после
моей выписки, в доме появилась высокая, худая пожилая женщина с
коротко стриженными волосами, в очках. Внимательно посмотрела на
меня и закрылась с мамой на кухне.
Второй раз женщина появилась
после долгого перерыва. Обратно она ушла со мной. Я выла,
царапалась и отбивалась как могла, но мама отшвырнула меня к
незнакомой тетке и сказала: «Хватит с меня!». Я шла по улице
всхлипывая и не понимая, почему мама отдала меня ей. Ведь я так
старалась себя хорошо вести! Даже мыла посуду и протирала пыль, и
дома одна оставалась, хоть было страшно.
-Не реви,-попросила тетка,-я
твоя бабушка. Хочешь Барби?
Барби я хотела.
Жила бабушка в старой
пятиэтажке. Квартирка была крошечная «двушка». Комнаты проходные.
Кухня — узкая-узкая. Но главную достопримечательность составлял
санузел. Мало того что совмещенный, так еще и скошенный. Да-да, это
помещение имело форму трапеции, как я поняла позже. Коридорчик
перед санузлом тоже был подобной формы.
В дальней комнате стояли
кровать, гардероб и новый письменный стол. В проходной стенка,
диван и еще один стол с белоснежной скатертью и вазой с
цветами.
-Это твоя комната,-провела
меня бабушка в комнатку с письменным столом.
Своей комнаты и даже дивана в
квартире мамы у меня не было. Я спала с сестрой Катей, которая
сильно толкалась во сне.
Мне купили Барби, рюкзак с
Микки Маусом, сарафан, белую блузку с огромным воротником с
кружевами и еще много всего занятного «для школы». А еще меня
отвели в парикмахерскую и впервые мои отросшие за лето волосы не
обкорнали «под мальчика», а сделали интересную стрижку, и я узнала,
что волосы у меня «пепельные».
Слово «прорва» я больше не
слышала. Маму я видела редко, раз в месяц, а то и в два месяца. Она
приходила, сидела на кухне, иногда пила чай. В комнаты не заходила.
Поначалу я тащила к ней свои обновки, прописи, рисунки
похвастаться, но она только морщила губы. С годами я стала
здороваться с мамой и уходить к себе.
С сестрой мы учились в одной
школе. Но виделись нечасто. Она стала морщить губы, как мама. И
норовила отвернуться, когда я попадалась ей навстречу.
Бабушка работала фельдшером на
«скорой помощи». Сутки трое. Эти сутки давались мне с трудом. Я
боялась оставаться одна, но терпела. Зато рано научилась
пользоваться микроволновкой, плитой. Лет с двенадцати я уже сама
себе готовила.
