Александр Рыжов
Черный дервиш
Сидела себе Анита за столом и вышивала. А что прикажете делать, когда на улице уже час как сыплет мелкий противный дождь пополам со снежным просом? После завтрака она потопталась на крыльце, кутаясь в шерстяную шаль и раздумывая, стоит ли совершать моцион. В результате теплолюбивая южная натура взяла свое. В гостиной да перед натопленным камином оно куда уютнее.
Псковское захолустье, где находилась деревня Медведевка, окруженная со всех сторон лесами, не отличалось идеальным климатом. Зимой морозно и сугробы по плечо, а летом – как повезет. Иногда зной, дышать нечем, а иногда зябко, даже в конце июня заморозки случаются. Прочие же времена года – ни то ни се. Нынче, например, весна выдалась ранняя, но мокрая: снег сошел в конце марта, и сразу же зарядили ливни. Медведевка, которую связывал с ближайшим городом один-единственный шлях, оказалась во временной изоляции. Хорошо еще, что припасов и у крестьян, и у господ достаточно, никто не голодал. Неделю назад потоп прекратился, дорога подсохла, и конюх Ерофей рискнул пуститься в путь на телеге, чтобы купить свечей, табаку, галош и еще кой-чего из предметов первой необходимости. Вылазка завершилась успешно, однако намедни с утра небеса опять прохудились. Что поделаешь с капризной русской природой!
За дверью послышались скрежещущие звуки – это вернулся Алексей Петрович Максимов, он же Алекс, супруг Аниты, и старательно счищал скребком налипшую на сапоги грязь. Он, как рачительный хозяин, еще на рассвете решил обойти свои владения и проверить, в каком состоянии поля и не побило ли озимые.
В гостиной прибиралась служанка Вероника – шуршала тряпкой, смахивая пыль и наматывая на швабру замеченные в углах паутинные кружева. Анита свыклась с ее постоянным присутствием и обращала на нее внимания не больше, чем на мебель.
Алекс вошел в гостиную. Промокшую тужурку он оставил в передней, но с его волос текло, они слиплись стрелками.
– Погода дрянь! – констатировал он, хотя это и так было очевидно. – Чем занимаешься? А, кройка и шитье… – Он присмотрелся к буквам, которые были вычерчены аккуратными стежками на батистовом квадратике. – «Т», «А», «М» и недописанная завитушка. Дай подумать… Если учесть, что через три дня мой день рождения, то это, видимо, подарок. А литеры означают… – тут он мгновение помедлил: – «Te amo, mi querido[1]». Угадал?
– Ты делаешь успехи, – улыбнулась Анита. – За те два года, что мы живем вместе, ты стал поразительно догадливым.
Она не жаловалась на судьбу. Пекло гражданских войн в родной Испании, вынужденная эмиграция, смерть первого мужа – все это теперь в прошлом. В имении Алекса она нашла покой и семейное счастье. Зная свой неуемный характер, Ани понимала, что рано или поздно ее снова потянет на приключения, но сейчас… сейчас так чертовски приятно было сидеть у камина, под скрип рассыхающихся от жара балок старого дома, и заниматься милыми пустяками.
Максимов сел в кресло и потянулся к стоявшему на подоконнике графинчику с наливкой.
– Я многое могу объяснить, – признал он не без самодовольства, – но есть вещи, находящиеся за гранью моего понимания.
– Это какие же?
– К примеру, иду я давеча по деревне и вижу, как из избы выходят крестьяне, в руках у них оглобля, к ней привязан колокольчик, а впереди идет баба и подметает веником прошлогоднюю траву. Я уж думал, кто-то из нас с ума сошел: или я, или они…
– Э, Лексей Петрович! – бесцеремонно влезла Вероника и стрясла ему на голову клок паутины. – Это ж Ксанку Прокудину сватали. Она из вепсов, а у них обычаи, как у нехристей.
– Положим, свадебные обряды у всех народов бессмысленные и беспощадные, – возразила Анита и перерезала ножничками шелковую нитку. – А про Ксану я знаю. Сама ей два дня назад разрешение давала замуж за кузнеца выйти.
