Точный удар пришелся в покрытую бугорками и вмятинами пятку кремниевой заготовки. Тонкая пластина отскочила на шкуру оленя. Жесткий ворс погасил звук, мягко приняв бритвено острое лезвие. Потертый биток, из лосиного рога, вновь сорвался к фасетчатой пятке призматической заготовки. Рог щелкнул по одному из бугорков недалеко от края. Рука удерживающая кремний качнулась, раскол прошел от бугорка по всей длине заготовки, в сторону отлетело изящное лезвие.
Ледяной ветер ворвался под полог, укрывший поселение охотников морозной степи. Дома где каркасом служили бивни и гигантские кости животных, что местные звали шерстяными горами, покрывали тяжелые пологи сшитые из косматых шкур. Полуземлянки неплохо спасали от жестких холодов и пронизывающего ветра. Издалека поселение казалось шерстистым носорогом титанических размеров, который остановился на отдых и извергает дым из множества отверстий. Это дымы от очагов, даривших спасительное тепло жилищам северян. Еще больше зловещий вид поселению придавал вал, окружавший стойбище. Сложенный из бедренных костей гигантских животных, он предупреждал дикую природу о том, что за его ореолом обитает самый страшный зверь Фанариона.
Мастер оторвался от заготовки, взглянул на черные горы. Полог закрывал вид на белоснежные шапки, но и того что оставалось хватило, чтобы воспоминания захлестнули гостя. Перед глазами мастера встали снежные просторы родного стойбища, сморщенное и продубленное северными ветрами лицо деда. Сияющие пики на секунду резанули внутренний взор седого мастера, тонкий выступ с двумя миниатюрными силуэтами на краю. В том, что белел на фоне черного базальта угадывалась женская грация, во втором, низкорослом, квадратном, мощь и сила мужчины. Мастеру показалось, что он слышит голос деда.
– Это голова Старого Адлая, – указывая на заснеженный пик черной горы, скрипел дед, – а вон, та крохотная беляночка, дочь его Далая. Великая Мать. Она дала жизнь нашим предкам, и мне, и тебе, и даст нашим потомкам.
Мастер тряхнул седыми лохмами, отгоняя морок, и вернулся к каменному граненному цилиндру. Умелый щелчок отделил еще одну пластину. Рядом, шагах в пяти, собрались парни. Молодые охотники, не более шестнадцати весен от роду, но уже прошедшие обряд посвящения, и судя по крепким рукам и широким плечам не последние в своем деле.
– Каюга тоже с каменной рукой! – повысил голос самый рослый среди молодых охотников.
– Она наша, богиня. Предок. А во дворце короля чужие, злые боги. И они полностью из камня, – доказывал низкорослый, коренастый парнишка. Вздернутый нос молодого красноречиво говорил – задира.
– К тому же Каюга спит в своей пещере, а островные никогда не дремлют. Уж сколько там пропало лодок, – поддержал Задиру сухой охотник, с сумрачным взглядом темных глаз.
– Ратнам, это сказки наших дедов! – горячился плечистый, глядя на сухощавого с мрачным взглядом.
– Сказки, сказками, а лодки пропадают, – не отступал сухой Ратнам. – Имеал пропал всего год назад, тоже рвался к Летнему дворцу. Говорят, вам, прокляты эти острова, – спокойно, но жестко закончил Ратнам.
– Тогда как хотите, можете оставаться в Олиде! Я сам пойду. И когда добуду Хасто, вернусь вождем! А вам до конца ваших дней будет стыдно за трусость! – все больше горячился плечистый.
– Югал, это подло! – возмутился Ратнам.
– Ладно твоя взяла, – неожиданно согласился Задира.
– Кенвар, не поддавайся на грязный обман! Никуда Югал не пойдет! Старейшины не отпустят! – Ратнам насмешливо взглянул на смущенного Югала.
– Устроили тут свару, – недовольно вертя носом похожим на орлиный клюв, встрял четвертый участник совещания. – Лично я не пойду на верную смерть! У островов живет морское чудище, жрет все что приближается к Летнему дворцу.
