Глава 1: Параллельные миры
Каждый дурак знает, что на Бали два времени года: сухой сезон и сезон дождей. Но никто не предупреждает, что здесь существуют параллельные миры.
Первый мир – курортный, глянцевый, с инстаграм1-баунти и лавандовыми латте в кофейнях Чангу. Это то, что видит большинство. Второй – настоящий, плотный, как влажный воздух перед грозой. Его замечаешь, только если задержишься дольше положенного туристического срока. А есть ещё третий – мой собственный мир, который я привёз с собой из промёрзшей Москвы – мир, в котором Марк ещё иногда жив.
Утро началось, как обычно, с петухов. Сколько бы кондиционеров, берушей и шума прибоя ни отделяло тебя от реальности, если ты живёшь в настоящем Убуде, а не в пятизвёздочном резорте, первое, что ты слышишь каждый день – это петухи. Они орут не с рассветом, как принято думать, а когда им, чёрт возьми, вздумается.
Моя утренняя рутина была отточена до автоматизма: расчехлить москитную сетку, нащупать телефон, убедиться, что времени до первых сообщений от коллег из Москвы ещё полно, сварить кофе в гейзерной кофеварке – единственной вещи, кроме фотоаппарата, которую я привёз с собой из прошлой жизни.
Я вышел на крохотную веранду и сделал первый глоток, наблюдая, как солнце медленно подсвечивает заросли бамбука за моим домом. Где-то вдалеке пронзительно запищал мопед – балийцы любят снимать глушители, чтобы все знали об их приближении.
Прямо перед верандой, метрах в трёх, начиналось рисовое поле. Ещё месяц назад оно было изумрудным, почти светящимся изнутри. Теперь, в конце сухого сезона, поле пожелтело и наполнилось шорохами – крестьяне почти закончили сбор урожая. Каждое утро я наблюдал за пожилой женщиной в конической шляпе, которая неторопливо переходила от одного участка к другому. Она всегда была одна, но, казалось, вела оживлённую беседу с рисовыми духами.
– Пермиси, – услышал я голос и обернулся. Моя домработница Путу стояла у края веранды с корзиной фруктов. – Я принесла манго и рамбутаны от мужа. Очень сладкие.
– Терима касих, – поблагодарил я на ломаном индонезийском.
Путу улыбнулась, показав красные от бетеля зубы. Она приходила три раза в неделю, убирала дом и иногда приносила фрукты или сладости. Я платил ей вдвое больше стандартной местной ставки, но всё равно чувствовал себя неловко – мне достаточно было часа работы фрилансером, чтобы оплатить её целый день.
– Сегодня Ваш русский друг приходил. Оставил это, – она протянула сложенный лист бумаги.
Друг? У меня здесь нет друзей. Только знакомые.
На вырванном из блокнота листе красовалась записка, написанная размашистым почерком:
«Андрюха, завтра Кетут устраивает мини-праздник в своём варунге в честь скорого Ньепи. Будут кокосовый арак и какая-то местная музыка. Даже ты не можешь это пропустить. Закат. Варунг Кетута. Без вариантов. – Игорь»
Я скомкал записку. Игорь был типичным представителем первого, глянцевого мира Бали. IT-предприниматель, перевёзший свою команду разработчиков в Убуд «для вдохновения и экономии». Мы познакомились три месяца назад в кафе с единственным нормальным вай-фаем в округе. Я тогда сдавал срочный материал в журнал о путешествиях – последний проект, который я согласился делать для России. С тех пор он периодически пытался втянуть меня в местную русскоязычную тусовку.
Но Кетут… С Кетутом было иначе. Его маленький варунг – простая открытая кухня с пластиковыми столиками – находился на углу улицы, ведущей к моему дому. Именно там я впервые попробовал настоящий наси чампур и влюбился в острую балийскую еду, которая обжигала не только язык, но и душу. Кетут никогда не говорил о философии, о духовности или о «настоящем Бали» – вещах, которыми бредили приезжие. Он просто жил, готовил еду и наблюдал за происходящим с едва заметной улыбкой.
