Хотя в этот вечер
Я в гости не жду никого,
Но дрогнуло в сердце
Когда всколыхнулась под ветром
Бамбуковая занавеска.
(Одзава Роан)
В пятницу вечером дверь в его квартиру распахнулась, впуская незваного посетителя. Сигнализация не сработала: это означало, что у вошедшего был комплект ключей и код – но Ринджи находился в командировке, примерно в ста километрах от Токио, и разговаривал с братом по телефону десять минут назад.
Оставалась лишь одна кандидатура на роль того, кто мог так бесцеремонно ворваться в его обитель.
Наоми.
Арен встретил бывшую супругу у входа в гостиную, облокотившись на высокую антикварную вазу эпохи Мин. Предмет искусства никогда ему не нравился, но Наоми была в восторге от бронзового монстра с флоральным орнаментом.
– Милая, ты не ошиблась дверью?
Наоми смерила супруга презрительным взглядом: рубашка расстегнута, волосы растрепаны, в правой руке дымящаяся сигарета.
– Это наша общая квартира, – парировала она. – Как и ваза, которую ты вот-вот уронишь.
– Ты не часто балуешь меня визитами. Расскажешь, по какому поводу такой праздник? – усмехнулся Арен, запуская ладонь в глянцево-черные волосы.
– Ты не один? – Наоми стрельнула взглядом в сторону спальни, где таинственно мерцал приглушенный свет.
– Расстроишься, если я отвечу «да»?
– Ни капли, – деловито ответила она, снимая с острых плеч пальто. – Но буду крайне раздосадована. Нам надо поговорить.
– Прошу, – он жестом указал на гостиную, добавив с издевкой: – Чувствуй себя как дома.
Не снимая обуви, Наоми прошла в указанном направлении – каблуки ее туфель звонко цокали по полу, серьги-подвески плавно покачивались в ушах, тонко позвякивая в такт. Следом тянулся шлейф горьковатых духов, навевающих мысли о пряных травах и кострах, разведенных в ночи.
Сев на диван, Наоми закинула ногу на ногу – разрез на черном, наглухо закрытом платье обнажил бедро и узкую полоску кружев. Арен рассеянно отметил, что бывшая жена по-прежнему обожает носить чулки.
В женщине напротив ему было до боли знакомо все – от темных волос, рассыпанных по плечам, до капризного изгиба губ, накрашенных приглушенно-алым, – но в то же время она оставалась непостижимой загадкой, тайной, сокрытой за семью печатями.
Арен знал, почему Наоми предпочитает закрытые платья и никогда не обнажает верх – два уродливых вертикальных шрама на ее спине почти достигали плеч, уродуя белоснежную кожу. Он знал, что она терпеть не может ярко-алый, считая его вульгарным – но без ума от бордового и винного. Знал, что Наоми способна испытывать только чистые эмоции без примесей – если она ненавидела, то со всей страстью, если улыбалась – то могла затмить солнце.
Но Арен до сих пор не знал, почему она решила развестись с ним. И это сводило его с ума.
– У меня проблема, – Наоми заговорила прежде, чем он успел произнести банальное «Чай, кофе, что-нибудь покрепче?». – Нужна твоя помощь.
– Очень интересное начало, – хмыкнул Арен. – Если бы мне давали по сто йен каждый раз, когда я слышу эту фразу, то я был бы миллионером.
Наоми же, напротив, выпрямилась еще сильнее, и поджала губы.
– Ты уже миллионер.
– Всего-то пара миллионов, – скучающим голосом поправил Арен. – Имелось бы больше, если бы ты не потребовала одну треть. Знаешь, дешевле было убить тебя.
– И чего не убил, пули пожалел?
– Не хотелось портить репутацию и воевать с твоей родней.
Наоми фыркнула.
– Репутацию, которая грязнее самого вонючего бомжа в Санье? Не смеши.
– Твое мнение? – вежливо поинтересовался Арен.
– Не убил, потому что за год жизни с тобой у меня накопилось достаточно сведений, чтобы создать тебе и твоему брату массу проблем.
– Ты всегда была стервой, Наоми. Не напомнишь, почему ты решила, что я стану помогать тебе?
