Я стояла и смотрела безжизненным
взглядом в небольшое окно, расположенное на самом верху башни. То,
что я видела за пределами замка, было крайне неутешительным. Мою
родную крепость осаждали, причём давно и довольно успешно. Боевые
припасы таяли на глазах, впрочем, как и силы людей.
Мееринцы никогда не были воителями,
мой народ всегда славился любовью к искусству, тягой к прекрасному,
хорошим слухом и утонченной красотой. Война и драки едва ли входили
в число наших достоинств, и то, скорее чисто номинально, как
очередное искусство, которое можно красиво показать в уличном
представлении и только.
И хотя мы жили в самом сердце
империи, среди многочисленных воюющих друг с другом княжеств, нас
никто не трогал, всегда обходили стороной. Моему отцу, лорду
Уиттелу, как правило, везло в последний момент задобрить соседей
тем или иным даром, подношением или выгодным сотрудничеством. Ведь
мееринцы ко всему прочему издавна создают лучшие ткани в империи,
наши украшения как произведения искусства, и я без ложной
скромности могу заявить, что мой народ - отличные умельцы и
прославленные мастера своего дела.
И теперь я была вынуждена наблюдать
сожженные деревни за пределами замка, наблюдать толкущихся в наших,
пока ещё не павших, стенах растерянных беженцев, которые смотрят на
меня и не понимают, как же так!? Как так получилось, что их любимый
лорд Уиттел не смог уберечь их от ужасов войны.
А все потому, что в этот раз нашим
врагом стало не мелкое княжество по соседству, от скуки и тщеславия
ради тешащее свое эго. Нет.
- Дочь моя, вот ты где, - в мой
пункт наблюдения вошёл отец, тот самый лорд Уиттел.
- Да, папенька, стою, смотрю на
происходящее.
- Ох. Зря ты тут. Пошла бы, укрылась
в святилище вместе с другими женщинами и детьми.
- Я не смогла быть с ними, отец.
Просто не выдержала. У них такой потерянный вид, и каждая, каждая!
Отец, смотрит на меня с немым вопросом и надеждой, словно считает,
что мне под силу прекратить это безумие. Я позорно сбежала. Прости,
папа, ты вырастил трусиху.
- Не надо, дочь моя, не вини себя.
Если кому-то и быть виноватым, так это только мне. На меня надеялся
народ, все ожидали, что я смогу наладить мир с помощью дипломатии,
как это обычно бывало. Пресвятая богиня, да у нас даже стражники
много лет толком не держали в руках оружие! А что говорить о
простых людях. И теперь они все гибнут. Моё больное сердце не
выдерживает смотреть на это.
Я перевела взгляд с отца обратно на
творящийся за окном беспредел. Это безумие, полнейшее безумие.
Разве можно убивать и грабить наш народ, да ни у кого раньше не
поднималась рука так бесчинствовать!
А все он, самопровозглашенный
император Лорриель, чужак, неизвестно откуда взявшийся из темных
земель и порабощающий княжество за княжеством, крепость за
крепостью и так далее. Не будет нам покоя, пока он не поработит
всех и соберет под свой единый флаг.
Кто-то говорил, что он молодец,
мудрец, каких свет не видывал, ибо только вместе, единой империей,
мы сможем противостоять нечисти с темной стороны, которая рано или
поздно придет за нами. Но я ни на секунду не поверила в его
благородные порывы.
Он и есть сама тьма. И дальше нам
бояться нечего.
- И ведь было у него предложение о
мире, он же не вслепую нас под свой флаг загоняет, изучает заранее,
но я не смог согласиться, только не в этот раз, - произнес рядом
отец, вытащив меня из своих мыслей.
- В каком смысле предложение о мире?
Что он хотел? Что он хотел, отец!? – повторила настойчивее.
Папа никогда бы не отказался
защитить свой народ, я знаю, никогда. Значит, было что-то в
предложении такое, на что он не смог пойти даже ценой жизней
собственных подданных.
