Тьма всегда выглядит одинаково. Это едкий дым, проникающий в тело жертвы. Стоит испытать это хоть раз, и ты ни за что не остановишься. Никаких исключений. Запах газа будет преследовать жертву, заставляя задуматься прежде, чем зажечь спичку. Одно неверное движение – смерть.
Тьма порождается только тогда, когда негативная энергия скапливается в большом количестве. Мне это известно. Известно и то, что по преданию на пустыре вдоль леса был заброшенный храм. Теперь же передо мной руины.
Начинает смеркаться. Неужели я здесь так долго? Сжимаю потрепанный лист и думаю. Прокручиваю в голове снова и снова. Один шаг влево. Два шага вправо. И ни за что не делать шаг вперед. И уж тем более назад. Одно неверное движение и можно попрощаться с жизнью.
Если я все сделаю правильно, то окажусь у входа и там, надеюсь, получу все ответы на свои вопросы. Осталось немного.
Трава, влажная от смога, скрипит под ногами. Над кронами деревьев кружат вороны. Еще немного и я отступлю.
Один Господь знает, почему я это делаю. Хочется верить, что там то, что искала моя душа все эти годы. Хочется верить, что я делаю все это именно потому что иначе нельзя.
Отчаяние бурлит внутри. Дрожь охватывает тело. Я судорожно выдыхаю и в морозный воздух пускается пар вместе с сотней слов на латинице. Хрипы раздаются на всю округу, потому что природа замерла, предвкушая окончание обряда.
Один шаг влево. Два шага вправо. И ни за что не делать шаг вперед. И уж тем более назад.
Ветер сбивает меня с ног, прогоняет ворон и последнюю листву с голых деревьев. Все вокруг темнеет, и я откидываюсь на просевшую землю. Гремит гром. Капли хлещут в лицо. Я закрываю глаза.
Все получилось.
Мне стоило больше узнать о месте обитания моих сумеречных родственников. Это было бы крайне полезной информацией, поскольку шок от брата переключился на статного жизнерадостного мужчину, который являлся моим отцом.
Он стоял на крыльце загородного поместья, держа руки в карманах, и улыбался самой лучезарной и искренней улыбкой, какую я только могла себе представить.
Солнечные зайчики мелькали по светлому фасаду здания, превращая его в театр теней. Мне потребовалось пару секунд, чтобы втянуть прохладный воздух, пахнущий уже давно опавшими листьями, и понять, что я дома.
– Будь внимательна. Не показывай эмоции. Запоминай и делай выводы, – наставляет Джексон.
Он всегда портит мне настроение.
– Давай уедем, – задерживаю дыхание, в ожидании его ответа.
Дверь черной ауди с моей стороны остается открытой, и ветер развивает мои темные локоны, сбивая жар с моего томного тела.
– Обязательно. Завтра вечером.
Разочарованно втягиваю воздух. Дверца хлопает, стоит мне отойти от машины.
– Мне не по себе, – шепчу я брату, когда он вытаскивает наши вещи из багажника.
– Кстати, пришлось рассказать отцу.
Жар с новой силой окутывает тело в силки. Джексон говорит, как ни в чем не бывало. Меня тошнит от его самодовольного каменного лица:
– Ты же говорил, что…
– Да, я говорил, – он закрывает глаза, явно успокаиваясь, и продолжает. – Я сказал, что произошел несчастный случай. Ты неудачно упала. Ударилась головой. Испугалась. Ничего серьезного, но тебе надо прийти в себя. Скидывай провалы в памяти на шок, насчет сердца… Сама придумаешь, как вы это девушки умеете.
Багажник с грохотом захлопывается.
Я вздрагиваю. Отец ждет слишком долго.
– Но ты сказал запоминать.
– Естественно. Я не сказал про твою амнезию. Только про помутнение. Улавливаешь разницу?
Киваю, но, черт, совсем не понимаю, почему нельзя было сказать о всем этом пока мы ехали.
Вопросов возникает все больше. Их количество может сравниваться разве что с количеством ударов моего сердца. Не знаю почему, но, смотря в глаза Джексона, мне всегда становится страшно. Так страшно, что холодок пробегает по коже.
