‒ Малыш, как тебя могли такого красавца выбросить? ‒ спрашиваю
это, скорей, у самой себя, ласково потрепав собаку за ушком. ‒ Ты,
наверное, голоден?
Словно отвечая, песик начинает жалобно скулить, утыкаясь мокрым
носиком в мою ладонь.
Люди ‒самые отвратительные и злые существа на свете. В такой
мороз выставить несчастное животное на улицу. А я даже не знаю,
есть ли ему где укрыться от метели.
Поднимаю голову и вижу супермаркет. Да, он будет подороже, чем
те, в которые я хожу обычно. Но разве есть большой выбор, если
бедный собакен голоден прямо сейчас?
‒ Подожди тут, мой хороший, я сейчас принесу тебе покушать, ‒
встаю с корточек и направляюсь к двери в магазин.
Иду сразу к мясному прилавку и мои глаза начинают лезть на лоб
от цен. Семьсот пятьдесят рублей за килограмм сосисок? Они там в
золотую нить обернуты? Или сделаны из оленины? Но нет, из обычной
вроде свинки.
Делать нечего, подхожу к продавщице и прошу взвесить мне две
сосиски. Игнорирую ее взгляд типа «че ты сюда пришла, нищебродка»,
и направляюсь через весь зал к кассам.
Успеваю даже врезаться в какого-то парня, но я больше озабочена
тем, чтобы покормить несчастного пёселя, пока его не прогнали
отсюда. Расплачиваюсь картой и быстро выбегаю из супермаркета,
пытаясь высмотреть собачку, что сейчас подбегает ко мне, радостно
виляя хвостом. Эх, как бы я хотела его взять к себе, но увы, в
общагу нельзя с животными. Поэтому сейчас делаю то, что в моих
силах.
‒ Дорого же мне обошелся твой ужин, малыш, ‒ говорю это,
наблюдая как животное с упоением точит лакомство.
Скрепя сердце, я всё же направляюсь дальше к метро, напоследок
погладив собаку. С удовольствием бы осталась подольше, но общага
закрывается ровно в двенадцать, как карета превращается в тыкву.
Явно комендант не будет сидеть и думать: где же там ходит
Лаврова.
Ему всё равно, работаю я или нет. Есть строгие правила, которых
я обязана придерживаться: опоздание на минуту, значит, будь добр
ночевать на улице. Вот только остаться в феврале в минус пятнадцать
на холоде ‒ очень сомнительное удовольствие.
Почти как Золушка, забегаю в общежитие в пятьдесят девять минут,
благо, не потеряла сапог.
Комендант ‒ это такой седой старичок, который военный в
отставке и не терпит любого, даже малейшего, нарушения.
‒ Добрый вечер, Николай Степанович, ‒ вежливо здороваюсь с ним,
но тот не отвечает, а только провожает неодобрительным взглядом. Он
‒ человек настроения. Сегодня, видимо, не в духе, обычно может
сказать сухое «здрасьте».
Я всё еще тешу себя мыслью, что когда‒нибудь, меня из официанток
повысят до администратора, и я смогу позволить себе снять квартиру.
В каком-нибудь богом забытом районе, в убогой хрущевке. Зато не
буду бежать, как в одно место ужаленная, боясь остаться ночевать
под открытым небом.
Тихонько открываю дверь своей комнаты, боясь разбудить свою
соседку, но Наташка не спит, а вовсю переписывается с кем-то в
телефоне.
‒ О, Катюха, ты сегодня что‒то поздновато. Ну, решила с кем
пойдешь на студенческую вечеринку в честь дня влюбленных?
И она туда же. Можно подумать, это так легко взять и найти себе
пару, чтобы не выглядеть белой вороной.
Я всегда любила четырнадцатое февраля, но именно в этом году,
меня начало это раздражать. Все носятся, пытаясь завести отношения
заблаговременно. Весь этот щебет Натусика ‒ просто выносит
мозг.
Да я бы и рада пойти туда с кем‒то, вот только я не могу просто
подойти к первому встречному парню и сказать: «слушай, у меня в
универе праздник, в честь дня влюбленных, согласишься стать моей
парой?». В конце концов, кто захочет стоять рядом с серой мышкой,
шкурка которой потерта от старости и нехватки денег? Это я сейчас
про свою одежду. Нет, она выглядит вполне аккуратно и чисто, но ее
слишком мало.
