селение
Эльдхольм
Лепестки кроваво-красного солеастра
дрожали на ветру, будто пытались вырваться из моих рук. Они
походили на крошечных бабочек, чьи крылья трепетали в моих ладонях.
Жаждущие воли мотыльки, которые не имели права на свободный
полёт.
Я аккуратно срезала их серебряным
ножом, шепча благодарность незримому духу цветка. Такой необходимый
ритуал, но в нём всегда чувствовалось что-то варварское и жестокое:
я будто лишала крыльев тех самых бабочек, коими казались растения в
моих руках. Всё живое создано для того, чтобы рано или поздно
погибнуть. Однако, подобная гибель была во благо. Хотелось в это
верить.
В памяти всплыли слова матери,
вплетавшей в моё сознание народные мудрости, словно шёлковые
нити: «Каждое растение — дар Лираэль. Забрать его без
разрешения — украсть у богини».
— Лора! — звонкий
голос вырвал меня из воспоминаний, нарушая единение с природой,
разливаясь мелодией по окрестностям около лесной поляны, где я так
удобно устроилась. До этого мига лишь тихий шум ветвей шептал мне
свои секреты, лишь цветы наклонялись к моим ладоням, словно их
нежные лепестки жаждали только моих прикосновений.
Я всегда чувствовала себя причастной
к природе, растениям, каждому крошечному хрупкому цветку, одиноко
произрастающему из недр земли. Слышала шёпот трав, жужжания
насекомых, перешёптывания листьев. И мне было по душе это —
чувствовать себя свободно и легко среди живой природы, которая
говорила со мной на одном языке.
Из-за плетня, расположенного
неподалёку, показалась соседская девочка, чей голос был слышан пару
секунд назад. Она была запыхавшейся. Вероятно бежала, чтобы как
можно скорее позвать меня:
— Старейшина зовёт! У Киры
опять лихорадка…
Кивнув, я спешно завернула солеастр
в холщовую ткань. Эльдхольм редко обходился без моей помощи: то
роды у жены лесника, то перелом у мальчишки, сорвавшегося с
дуба.
«Целительница» — так звали
меня за спиной, но в голосах звучала не благодарность, а
опаска.
Мои предсказания слишком часто
сбывались. А ещё я была чужой — с глазами цвета ночной грозы и
волосами, будто сплетёнными из лунных лучей. Слишком непохожей на
девиц в платьицах, что копошились в деревне. Говорили, что несмотря
на мой юный возраст, я уже вовсе не куколка, а самая настоящая
бабочка, готовая взлететь.
Порой, я задумывалась о том, как они
справлялись бы без меня? Казалось, я знала ответ на каждую беду —
магический отвар, целебную мазь, заговор от лихорадки.
Подвязав свёрток к поясу, я бросила
взгляд на платье — тёмно-шоколадное, с медным отливом,
коротковатое, обнажавшее сапожки в тон.
Стоило спешить, но так хотелось
задержаться, вдохнуть полной грудью аромат сосен…
«Хотя бы по пути», — решила
я, шагая к тропинке.
— Пойдём, Мэй, —
сказала я, замечая, как девочка ёжится, озираясь на лес, —
Тебя пугает тропа? — оно и не удивительно, в
лесной чаще прятались самые настоящие чудовища, что не раз нападали
на деревню. У одного из жителей до сих пор на лице красуется
огромный шрам, оставленный зверем. Хотя сам мужчина говорит, что
случайно напоролся на косу. Наверняка, не хотел пугать детей.
— Нет! — она
выпрямилась, стараясь казаться смелее, но пальцами начала нервно
теребить край своего фартука, — Вовсе я не боюсь! Просто
надо быстрее помочь Кире, — она немного замялась, но на
лице её было написано весьма красноречиво — она боялась. Боялась,
что в любую минуту из леса возникнет нечто страшное и набросится на
неё.
— Всё настолько
серьёзно?— я и сама вдруг начала всерьёз
переживать за Киру, несмотря на то, что отчётливо понимала:
истинная причина такой спешки Мэй — страх.
— Старейшина сказал, что она
горячая, как костёр… я переживаю—
обеспокоенно затараторила девочка, размахивая руками, показывая,
насколько велик был тот костёр. В её глазах, после слов старейшины,
он был настолько велик, что она аж на носочки встала, показывая его
масштабы, протянув руки к небу. Это даже заставило меня на
мгновение улыбнуться.
