Аутодафе
На вопрос друзей, когда встречаю
Их на улице, за столиком в кафе,
Говорю, плечами пожимая –
Как дела? Да просто доживаю,
Догораю в аутодафе.
Эта в русле вековых традиций
(Как известно нам из словарей),
Практика церковных инквизиций,
Метод, как от грешника добиться
Отречения от ереси своей.
Мне церковных палачей не надо.
Сам к себе сожженье применю.
Сам себе я Томас Торквемада,
В преисподнюю пылающего ада
Сам себя умело загоню.
Поступаю так, как запрещают
Делать мне нефрологи – врачи,
Что гемодиализом пугают,
Муками вселенскими стращают,
От проблем фильтрации мочи.
Ладно, пусть что будет, то и будет.
Что отмерено, то буду доживать.
Так и так болезни испаскудят
Организм. Но дети не осудят,
И уложат в смертную кровать.
Всё вернёте!
Объясните! Я не понимаю
В этих играх, в общем, ни шиша,
Уж четвёртый год, как в них играет
Вся Европа и немножко США.
Я о миллиардах, что зависли
В Евроклире – сунули в мороз.
Не могу избавиться от мысли,
Что умом там тронулись всерьёз.
Мол, потратим русские проценты,
И, возможно, весь российский нал.
Здравый смысл банкиров жадных, где ты?
Оглянись! Ты с дуба не упал?
Деньги – не картины, глазом зримы,
Там всегда в цене оригинал.
Те, действительно, неповторимы –
Не воротишь, если потерял.
Ну а деньги – даже не бумажки.
Это лишь в компьютерах нули.
Вот залезли в наш евро-загашник,
Ну и что там русского нашли?
Этак я, заём вернуть свой должен.
Но банкиру заявлю, как псих,
Что возврат кредита невозможен –
Я его потратил для других.
Так и эти дураки болтают –
Ваши деньги украм отдадим.
Неужель, убогие, не знают –
Всё вернём, когда мы победим.
Долг, проценты и ущерб моральный –
Может быть, вдвойне или в тройне.
И накажем за грабёж нахальный,
Нужно только выиграть в войне.
Ложь
(Предсказание)
Все нынешние беды человечества
Замешаны на безоглядной лжи.
Немного меньше лжи у нас в отечестве,
Но тоже – лучше правду не скажи.
И врут, и врут – от садика до пенсии.
И зачастую заставляет врать
Не страх, не боль, а жажда благоденствия,
Желание схалтурить и урвать.
Вот журналистика, стезя древнейшая.
Она, как проститутка, только врёт.
Но ни одна, собой торгуя, женщина,
Беды большой стране не принесёт.
А эти – журналисты и политики
Своим враньём такой приносят вред,
Устои, разобравшие на винтики,
Несут не правду, а кобылий бред.
Переворачивают с ног на голову
Мораль и честность, отрицают стыд,
Внушают право человека голого
Прилюдно выставлять себя на вид.
А извращенье называют гордостью,
И норовят устроить гей-парад,
Другие героизм равняют с подлостью,
Герой у них – тот самый мерзкий гад,
Которого в Нюрнберге победители
Повесили, а внук – теперь министр,
Пред Богом вы ответить не хотите ли?
Да жаль, что на расправу Он не быстр.
Но слишком долго эта вакханалия
Не может продолжаться, не должна!
Живыми все останемся едва ли мы,
Но человечество ждёт страшная война.
Без надрыва
(шутка)
Я не пью, не курю анашу, не колюсь,
И не нюхаю дрянь, ту, что коксом прозвали,
И поэтому ярость, презрение, грусть
Я сумею в стихах передать вам едва ли.
Я чужое читаю, и зависть берёт –
Как умеет поэт передать то, что хочет!
Столько чувств, что читающий это народ
Сердце рвёт и слезами страницу ту мочит.
Да, конечно, есенинский лапотный визг
Со слезами, соплями, и кучей страданий
Хорошо получается – пьяный он вдрызг
Всё писал, вот и выдержал столько изданий.
Надо, видимо, как-то мне нервы взбодрить.
Наркота ни к чему – лучше просто напиться.
Я попробовал водку стаканами пить –
Не желает и к пьяному муза явиться.
Кому звонить
Почувствовал неясное томленье,
Оно нередко у меня с утра.
Мне нужно для души успокоенья
Связаться с мамой. Кажется, пора.
Я трубку к уху, словно ногу в стремя,
Прикладываю – конь мой, телефон!
Спешу связаться, так диктует время,
Что стал теперь не нужен почтальон.