Рев многоголовой гидры, что звалась толпой, был физическим. Он бил по ушам, лез под ржавый, погнутый шлем, заставлял вибрировать кости. Воздух, густой и тяжелый, как застывающий жир, пах кровью, потом, дешевым элем и страхом. Кислый запах страха был самым сильным – он исходил от песка под ногами, от стен арены, от самого себя.
Каэль не слышал рева. Для него он давно слился в низкий, утробный гул, фон для единственной важной музыки – музыки боя. Скрежет стали о чешую, влажный хруст ломаемой кости, предсмертный визг, обрывающийся бульканьем. Сегодня музыка была особенно хороша.
Его последний противник, трехпалый огр-переросток из Серых Пустошей, был горой грязных мышц, тупости и ярости. Он ревел, размахивая чудовищным тесаком, способным перерубить пополам лошадь. Каэль, тощий и жилистый, казался рядом с ним тростинкой на ветру. Но тростинка была из темной стали.
Он двигался на границе досягаемости огра, позволяя тому рубить воздух и взрывать фонтаны пропитанного кровью песка. Танец. Всегда танец. В нем не было места силе, только расчету, змеиной пластике и холодному азарту, что шептал в крови голосом матери. Человеческая половина его существа просчитывала углы, отмечала слабости. Половина-дроу наслаждалась близостью смерти.
Огр снова взревел, бросаясь в атаку. Ложный выпад влево, и Каэль скользнул вправо, подныривая под занесенную для удара лапищу. Его короткий, зазубренный меч, скорее похожий на увеличенный мясницкий нож, полоснул по сухожилиям под коленом огра. Гора плоти качнулась, теряя равновесие. Музыка боя близилась к крещендо.
Каэль не стал ждать. Оттолкнувшись от бедра гиганта, он в два шага взбежал по его широченной спине, цепляясь за ремни грубой кожаной сбруи. Рев толпы достиг апогея. Они любили такое. Не просто бойню, а бойню с изыском.
Огр слепо замахал руками, пытаясь смахнуть его, как назойливую муху. Но Каэль уже был у цели. Его левая рука впилась в сальные волосы на затылке, отгибая голову гиганта назад. Правая, с зажатым в ней мечом, нашла точку, где массивный позвоночник соединялся с черепом. Он навалился всем своим весом. Раздался тошнотворный хруст, громкий даже на фоне вопящей толпы.
Тело огра обмякло, рухнув на песок с глухим стуком. Тишина, наступившая после, была оглушительнее любого крика. Каэль стоял на трупе поверженного врага, тяжело дыша. Кровь, не его, стекала по рукам, капая с подбородка. Он медленно поднял голову, обводя взглядом трибуны. Тысячи лиц – пьяные, потные, искаженные восторгом. Они выли его имя. Вернее, его кличку. «Полукровка!»
Он сплюнул кровавую слюну на песок.
Тяжелые ворота арены со скрежетом отворились. На арену, брезгливо обходя лужи крови, вышел Лорд-распорядитель Ворсо. Жирный, напомаженный, в шелках цвета гнилой сливы. За ним – два стражника в начищенных до блеска доспехах, которые здесь, в Яме, выглядели нелепо, как бриллианты в выгребной яме.
– Десять лет! – провозгласил Ворсо, и его усиленный магией голос раскатился под сводами арены. – Десять лет назад в эту Яму бросили тощего, испуганного щенка-полукровку! Вы делали на него ставки, смеялись, когда его избивали, и выли от восторга, когда он впервые пролил кровь!
Толпа одобрительно загудела. Каэль стоял неподвижно, сжимая рукоять меча.
– Он пережил сотню боев! Он сражался с орками, с каторжниками, с тварями из сточных каналов и чемпионами из других городов! Он видел, как умирают его сокамерники, его враги и те, кого он почти считал друзьями! И сегодня, в Великой Игре Крови, он остался последним! – Ворсо сделал театральную паузу. – По законам Гелиополя, по воле богов и по моему слову, раб, известный как Полукровка, отныне – свободный человек!
