День как-то сразу странно начинался. Вернее, даже не день, со вчерашнего вечера душу раздирали какие-то не ясные мысли, волнения. Спалось плохо, за ночь Василич просыпался раз пять. В четыре часа он открыл глаза, и сегодня больше уже не смог заснуть. Полежал еще для приличия полчаса, встал, заскрипел половицами в туалет, умылся, побрился, вышел на улицу. Светало. Еще вчера он решил сходить в лес за грибами. Целую неделю лил дождь, сосед говорил, что пошли лисички и белые. Надо было идти, а то через неделю будут все червивые и большие. Но это не было главной целью похода в лес. Лес Василич любил, ходил туда часто и подолгу.
Все сегодня у него валилось из рук, нож выпадал, долго не мог найти корзинку, потом рюкзак, потом сапоги. Как будто все вещи его отговаривали: «Не ходи, Василич. Одумайся, нет там грибов». Но он не остановился, на сборы потратил непривычно много – целых сорок минут. В лес он попал уже в только в начале седьмого часа.
Только среди березок он немного успокоился, волнение ушло, мысли выстроились в ряд. В глубине лесной чащи было тихо и спокойно, людей никого он не видел и не слышал, на краю леса машин не было. Несмотря на то, что так поздно пришел, он все равно первый? Странно, ну да ладно. Василич не стал ходить по краю леса, пускай здесь приезжие собирают, ему не жалко. Он взял курс в самую глубину леса, к мало кому знакомым местам, не каждый решится в такую даль заходить. Но оно того стоило – места красивые, лес чистый, крутые овражки и изумрудные ручьи. А грибы? Грибы там были на загляденье.
Вот идешь ты в глубину леса, ни одного человеческого следа, только ты и лес. По краю ходить, удовольствия не получишь – все истоптано грибниками, то тут, то там бутылки, банки валяются, натыкаешься на срезанные или раздавленные грибы. Всегда можно ожидать, что там за деревом кто-то сидит, за тобой подсматривает, следит. Идешь с корзинкой – то и дело здороваешься, не лес, а проходной двор. Так не пойдет: Василич всегда шел подальше, где можно помолчать, и ни деревенских ни приезжих не встретить.
После смерти жены три месяца назад, только в лесу он находил успокоение. Маша умерла рано, было ей всего сорок шесть лет, подхватила какую-то инфекцию и быстро сгорела в течении десяти дней. Детей им бог не дал, Маша несколько раз беременела, но все время случались выкидыши, итак – семь раз подряд. Так что Василич остался со своим горем один на один. Сначала стал ходить в церковь, кругом все говорили: «Сходи, успокоишься, найдешь смысл в жизни». Но ему там не понравилось, бабки противные все цыкали на него: «Не так стоишь, не правильно крестишься, чего зыркаешь по сторонам?» Он развернулся и ушел, больше в церковь не ходил. И его туда не тянуло.
А в лес тянуло. Уходил он в лес рано с утра, бродил до обеда, а бывало и до вечера, пока сил хватало. Заходил все дальше и дальше в глубь, узнавал все новые и новые места, тайные закоулки. Лес рядом с их деревней был большой, если по прямой идти, то до следующего поселения будет километров сто, а может и больше. Но он так далеко не заходил. Так далеко надо было с ночевкой. Ночевать он в лесу пробовал, но не любил: комары, муравьи всюду лезут, сыро, холодно, лес ночью мрачноват, не то что днем.
Но он и в пределах двух-трех часов пешей ходьбы нашел интересные места. Чтобы не приводить других лесников на свои драгоценные места, Василич все время ходил разными тропками. Вот и сейчас взял немного правее, обогнул маленький ручей, шел по лесу новой нехоженой тропой.
Он шел и вспоминал, как начинал ходить в лес. Там еще лежал снег, был солнечный день, но он все равно взял с собой компас и регулярно сверял свой маршрут. Проходил тогда по лесу Василич весь день, вышел к деревне с другой стороны, усталый и довольный.